Окей, давайте я признаюсь себе честно. Да, мне уже давно никак. То есть мне уже давно очень хорошо, я плыву на волнах, у меня размягчение мыслительных процессов, я глупо улыбаюсь, произнося слова "Торчвуд" и "Пасифик Рим", и если бы я имела привычку чертить ручкой имена, когда мне нечего делать, то легко догадаться, какие имена украшали бы доступные мне бумажные поверхности.
Я пишу странные AU, которые непонятны никому, кроме меня, и получаю огромное удовольствие от процесса.
А иногда мне приходят кроссоверы, от которых не отмашешься. И ладно бы причиной был только сыгравший обоих персонажей актёр, но нет ведь, ищется что-то глубже - и находится.
Почему Спайк с его специфическим представлением о романтике и любви к жестокости, действительно слишком похож на Джона Харта? Альтернативная реальность раскручивается, и в неё засасывает гораздо быстрее, чем ты успеваешь понять, что произошло. А потом уже поздно. Потому что потом мысли в голове уже текут по изменившемуся руслу. И если больше, чем полгода, русло только углубляется, понимаешь, что с этим теперь придётся жить.

Название: Привет, Джекки
Автор: Amnezyna
Фандомы: Torchwood, Buffy the Vampire Slayer
Категория: слэш
Персонаж: Джон Харт (он же Спайк) / Джек Харкнесс
Рейтинг: PG-13
Жанр: местами ангстовато, местами романтично
Дисклеймер: Всё не моё, все не мои, ничего не извлекаю, всё извлекается из меня.
Примечания и предупреждения: Very alternative universe. Монолог от первого лица.


Тебя можно было забыть за все эти годы. Тебя нужно было забыть, как забывают дурные воспоминания, а ты успел сделаться дурным воспоминанием, тогда, когда в последний раз посмотрел мне в лицо. Я уже понял, что ты больше не был тем Джеком, за которым я мог бы мотнуть на другой конец Вселенной, и который сделал бы то же самое для меня – если бы почувствовал выгоду. Ты сделал из себя грёбаного героя, Джек. И с высоты своего героизма ты смотрел на меня – с презрением и жалостью. Ты решил, что можешь назвать меня трусом. Тебе, со всей твоей бесконечной жизнью легко было нисходить до героизма, плакать над очередным трупом и вновь лезть под очередную пулю. Почему-то считается, что готовность умереть за других возвышает тебя над другими людьми и делает тебя более человечным. Я помню время, Джек, когда ты тоже не считал трусостью самое человеческое из всех желаний – жить. Я тоже хотел жить, с тобой или без тебя, но с тобой, конечно, было бы лучше.

Всё это время, когда я должен был тебя забыть, с лёгкостью, с которой я всегда отбрасывал всё неприятное, я держал тебя в памяти, как занозу. Её можно было расшатывать – это была боль, но я наслаждался ею, и наслаждался тем, что она прекращалась. Ты был моей занозой, и я расшатывал тебя каждый день. Я любил тебя, Джек, и я люблю тебя сейчас, я уже достаточно стар, чтобы бросаться этими истрёпанными словами, затёртыми и замусоленными многими поколениями девочек и мальчиков до меня. Только я, в отличие от них, могу сказать на самом деле – я подарил тебе свою вечность, Джек.

Вечность ради одного человека – слишком расточительно, не находишь? Ты бы первый не поверил мне, если бы я сказал, что согласился на это только ради тебя – Джон Харт никогда не сделал бы такой глупости. Слишком романтично для нас с тобой. Хотя это понравилось бы Дру. О, Дру, однажды она сказала мне во время очередного транса: "Ты встретишь мужчину в сером военном мундире, берегись его, он изменит свою жизнь". Моя маленькая пифия ошиблась тогда первый и единственный раз. Я уже встретил тебя три тысячи грёбаных лет назад. Вперёд. Я проскочил сотни временных поясов, но сейчас я не знаю, в каком времени мне думать о своей жизни. Раньше я трахал Время в задницу каждый раз, когда перемещался на три века впёред, и трахал его в рот, когда отправлялся обратно. Мы вместе разыгрывали весёлый тройничок – ты, я и всё время Вселенной. Это было весело. Мы брали его целиком. Теперь у нас опять есть всё время Вселенной, но мы привязаны к нему, как к пудовому ядру. Помнишь те весёлые ядра на Корсе, когда нас пытались продать в рабство? Ты ещё говорил, что это моя страсть к наручникам не доведёт нас до добра. Когда ты сломал свой манипулятор, Джекки? Мой сломал твой грёбаный братишка. Он вплавил его в меня, и мой триумфальный прыжок за тобой стал моим последним прыжком, на изломе он зашвырнул меня в прошлое без обратного билета. Но это было весело. И мне предложили неплохой обмен, а я всегда любил меняться.

Потом, в грязном девятнадцатом веке, когда я валялся, обдолбанный и обпившийся среди горы трупов и думал, как мне всё осторчертело, а до нормального времени оставалось ещё пятьдесят лет – тогда мне и вспоминался ты. Мы. Мне вспоминались мы, Джекки, и наш бесконечный пьяный угар, когда мы не помнили, в каком мире начинали пить, а в каком времени – заканчивали трахаться.

Каждый раз, когда я опять спрашиваю себя, зачем я согласился на эту резиновую вечность, без настоящего вкуса и настоящего запаха, как концентрат из набора спасательной капсулы, я представляю себе твоё лицо. Я представляю себе, каким будет выражение твоих глаз, когда я появлюсь перед тобой и скажу: "Привет, Джекки". А потом я убью тебя. И ещё раз. И ещё раз. Я буду убивать тебя каждый раз по-другому. Ты тоже убьёшь меня, но тоже не насовсем, если только твоя маленькая подружка не расскажет тебе о старом добром коле в грудь. Но ты не воспользуешься им, Джекки, потому что ты стал старым сентиментальным придурком. Я тоже стал старым сентиментальным придурком, мы вновь два сапога пара. Помнишь, мы уже были такой? Тогда, те две волшебных недели, превратившиеся в пять волшебных лет, когда ты почти каждую ночь вжимал меня в пол, в подушку, в чёрт знает что, а я выгибался тебе навстречу? Помнишь? Тогда мы были дабл джей, Джек и Джон, идеальная пара. Правда, на самом деле тебя тогда звали немного иначе. Теперь иначе зовут меня, так что мы квиты.

Когда тебе предлагают вечность, ты не спрашиваешь о мелком шрифте под контрактом. Но я был агентом времени, к чёрту, бывших агентов времени не бывает, и у меня хватило ума спросить. Тогда я думал, что это разумная плата – привязаться к одному миру, зато навечно. В качестве бонуса у меня был ты, такой же привязанный к этой поганой Земле. Поэтому, Джекки, и только поэтому, каждый раз, когда я просыпаюсь и думаю, почему я торчу здесь, в этой отсталой, загаженной дыре, где не осталось практически ничего интересного, я достаю свою занозу, Джекки. Я достаю тебя. Я представляю себе твоё лицо. Мне нравится представлять его, я не хочу разрушать это волшебство встречей с тобой, ведь тогда мне будет нечем утешаться, а я пока не готов лишить себя этой маленькой радости. Но когда-нибудь, Джекки, когда-нибудь, я приду к тебе и скажу: "Привет". Когда-нибудь, Джекки. У нас впереди целая долбаная вечность.

@темы: Доктор, меня вылечат?, AU-ау и тёмный лес, crossover and over, and over, Jack "Hello There" Harkness, John "Note the Sarcasm" Hart, очень секретный институт, something blue, fanfiction

---

Извините. Простите. Я не виноватая, они сами пришли.

Вернее, нет. I regret nothing, но я должна это сохранить, потому что много ржать полезно для организма.

По наводке  Snake Gagarin я зачем-то потащилась на YouTube смотреть на торчвудовскую панель с DragonCon. И ведь учила меня уже жизнь: не смотри Бэрроумана на голодный желудок. И на неголодный - тоже не смотри, особенно если люди кругом. Покерфейс держать невозможно. Ладно, ДжейБи не ударил в грязь лицом, в первой же части он нагрузил ударянием свою многострадальную задницу (кто в курсе, почему мы не увидели ДжейБи в Глазго - тот поймёт), навернувшись со стула. Но в третьей части этого видео стало совсем хорошо.

Летающий капитан и прочая

Первая часть с грациозным падением и как всегда в точку вступающим Гаретом Дэвид-Ллойдом.


Конечно, ДжейБи не терпит, если в центре внимания вдруг не он. Но у него естественно получается. Другое дело, что остальные - укурки вполне ему под стать.
И да, в Торчвуде нет члена каста, с которым ДжейБи не сподобился чмокнуться, хоть по сюжету, хоть без оного.
Я умолкаю - два брата-дегенерата в картинках под катом, видео с провокационным вопросом Ив Майлз "Кто целуется лучше - Джон Бэрроуман, Кай Оуэн или Бёрн Горман" и оргия опосля - вот.

Смотреть можно и с начала, в этой четвёрке всё прекрасно до истерического ржача, но конкретно сцена, о которой идёт речь, - с 4.59.


Коммент Ив: "Вам даже не надо их просить" доставляет отдельно.

Картинки с выставки

Это была только прелюдия.


Самое интересное началось после вопроса, заданного Ив.

Напряжённое ожидание.



Да сдалась нам эта Ив, которая выбрать не может.





Горман раскололся первым.



На вопль Ив "ну поцелуйтесь уже по-настоящему" - настоящих мужчин два раза просить не надо.

@темы: Доктор, меня вылечат?, отпустите меня в кобелятню, засвунился сам - засвуни товарища, watch me Burn, Jack "Hello There" Harkness

---

Happy Birthday, mr. Gorman!

В ЖЖ-то я пост сделала, а тут, для души, как-то пропустила. А ведь день рождения у одного из немногих существ в этом мире, чей день пришествия в свет я помню наизусть. Мои близкие друзья, дни рождения которых я регулярно забываю, понимают, насколько серьёзно дело

Официально день рождения Бёрна (Хью Винчестера) Гормана ещё идёт, по лондонскому времени у меня в запасе ещё полчаса, и плевать, что Бёрн родился в Америке и считать можно по тамошнему времени.

Просто устраивать пикспам не хочется, расписывать про фильмы - тем более, поэтому, наверное, просто напишу: дорогой Бёрн, ты меня не слышишь и не знаешь, но я от всей души желаю тебе радуги и света во всём, что ты делаешь. Примерно такого света, каким у тебя обычно светятся глаза.



А это небольшой сюрплюс. Обычно люди удивляются, узнав, что большая часть актёров подвизается ещё и на музыкальном поприще. У Бёрна с этим тоже всё в порядке, правда, в основном он не поёт, а битбоксит (оценили?), но и петь тоже умеет. Жалко, что в основном это приходится только представлять.

В 2009 году Роуэн Аткинсон позвал его в возрождённую постановку легендарного мюзикла "Оливер!" на роль Билла Сайкса. Роль наигнуснейшая, но Бёрн в ней отметился настолько удачно, что был номинирован как Best Supporting Actor на премию Watsonstage Theatre Award.



И у нас есть аудио.


Прослушать или скачать Burn Gorman My name бесплатно на Простоплеер

UPD. По подсказке  Snake Gagarin дополняю аудиовыкладку.
Смотреть аккуратно, особенно тем, кто привык к Бёрну по большей части в амплуа суровых мужчин с покерфейсами и тяжёлым криминальным прошлым.



И ещё немножко специально найденного.

Фото из спектакля Gong Donkeys, постановка шла на сцене Bush Teatre. Изображения небольшие, но картинок "Бёрн на сцене" вообще исчезающе мало.





© lillywhitelandscapes.com

И напоследок банальность: красота в глазах смотрящего.


(по клику очень большое разрешение)
© maryloye

@темы: Доктор, меня вылечат?, услада для глаз, отпустите меня в кобелятню, засвунился сам - засвуни товарища, watch me Burn

---

И вновь в эфире выпуск диалогов о культурке и не только. Забиваю эфир, так сказать. Ну и надо уже, наконец, место под новый черновик освободить.

суровые редакционные будни: про роллы, деда Мазая и редакционного Джеймса Бонда

Ю (выбирая роллы): Что-то я не знаю, какой взять... О, возьму "Мураками". Хоть так попробую.
В: Вы Мураками любите? Кушать - да, а так - не очень.

Ю: "погибший был склонен выпивать".
Ю: кошмарище
Ю: можно по русски?
А: "мог побаловать зеленого змия" я щитаю...
Е: глушил тоску огненной водой
Е: был склонен к поиску истины на дне стакана
В: приносил жертвы Бахусу

Е: побуду Мазаем. возьму с почты зайцев.

А: В Саратове работают "дорожнознаковые вандалы"
А: люди работают же. всякий труд достоин уважения
Ю: не знаю
Ю: ни разу не занималась подобными глупостями
Д: все бывает в первый раз
В: я что-то пропустила? Юля у нас подалась в вандалы?
В: или в готы?
В: или в гунны?

А: Макс! сними нахрен замок. ретвитить невозможно же))
М: я медленно снимаю замок со своего тви!

Ю: а у кого ксива с номером 007?
Д: у Бонда, Джеймса Бонда
В: у меня 006
Д: у меня 008, а давали нам в один день
В: Кажется, лицензии на убийство ни у кого из нас нет.
Ю: у кого же 007
Д: нет.почему. два нуля это лицензия на убийство (devil)
В: А, точно.
В: Но все мы плохо кончим)
И: поэтому у нас свой 007)
В: И мы не знаем, кто он. Всё правильно.

Ю: Область презентует крупный хоровой проект
Ю: хоровой проект - это сильно
В: опять в слове "хоровод" опечатались?


UPD. Мне подсказали, что агента 006 играл ШонБин. Что-то я как-то некомфортно себя чувствую... *печально смотрит на ксиву*.

@темы: есть ли жизнь в оффлайне?

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Немёртвая тишина

Нет, меня не отпустило. И нет, вряд ли меня отпустит скоро.
Вообще-то я изначально планировала написать другое. И "другое" пока в процессе.
Короче, вы понимаете, кто мой второй любимый герой в Pacific Rim, если учесть, что science-brothers я разделить не могу, так что они идут комплектом. Карма "возлюби самого второстепенного из персонажей с репликами" по-прежнему со мной.
Тендо Чои, человек-косплей Одиннадцатого с татуировкой на шее и чётками вокруг запястья. Cлишком богатый образ, чтобы не проникнуться.



Название: Немёртвая тишина
Автор: Amnezyna
Фандом: Pacific Rim (Тихоокеанский рубеж)
Категория: джен
Персонаж: Тендо
Рейтинг: PG-13
Жанр: местами ангстовато
Размер: драббл
Дисклеймер: Всё не моё, все не мои, ничего не извлекаю, кроме мимими.
Примечание: Написано на заявку Pacific Rim Fest 3.27: "Когда Тендо отвечал, что машины переговариваются, он был совершенно серьезен. Как он об этом узнал?".


...пройдёт...
...да...
...прощай...

Тендо распахнул глаза, пощёлкал пальцем по наушнику и ошалело взглянул на монитор. Ровные неоновые линии нейроактивности отключённых три часа назад "Егерей" рвались единичными короткими всплесками. Тендо протёр глаза и потянулся к клавише экстренной связи, но рука замерла на полдороге.

...помнить...

Тендо вдавил наушник так глубоко, что уху стало больно, но тихий шелест уже исчез. Мелькнула и пропала искорка на треке "Бродяги".

Оператор "Егерей" Тендо Чои слышал от пилотов легенды о "призрачном дрифте", когда вошедшие в дрифт слышали голоса погибших. Он коротко перекрестился, поднёс к губам розарий и поцеловал образок, не заботясь о том, что запись происходящего ведется круглосуточно. В суеверности мало чести, но когда имеешь дело с чудом слияния двух живых тел с третьим - рукотворным, отношение к некоторым вещам меняется само собой.

Остаток ночной смены Тендо просидел, не отрывая взгляда от мониторов, но в эфире царила тишина. Мёртвая тишина, такая же, как двенадцатью часами ранее, когда погиб "Чёрный Воин", не выдержав схватки с кайдзю.

Утром его сменил напарник, неунывающий Джейк.

- Хэй, Тендо, ты тут чем всю ночь занимался, старый развратник? На тебе лица нет!

Тендо бросил короткий взгляд на Джейка.

- Если заметишь что-нибудь странное - буди меня.

- Странное? В каком смысле?

- В любом, - отрезал Тендо, снял наушник, повесил на стойку и вышел из рубки, перебирая зёрнышки чёток, крепко вжимая каждое в костяшку указательного пальца.

***
...слышит нас...

Тендо вздрогнул, уже привычно хватаясь за наушник, и сощуривая глаза, словно так будет проще уловить биение нейросигнала.

...он помнит...
...как мы...

Он сжал кулак, сглотнул, подавил желание прокашляться и шёпотом, внутренне содрогаясь от смеси страха и презрения к самому себе за этот страх, произнёс:
- Оператор Тендо Чои на связи. Назовитесь.

Линии на мониторе вновь выровнялись. Тяжёлая тишина, нарушаемая редкими писками таймера, накрыла рубку.

На следующее утро Тендо наведался в медицинский блок, где обычным совершенно спокойным тоном потребовал провести полное обследование. Врач не отказал, он знал, что Тендо предпочитает перестраховываться. На вопрос, что именно беспокоит невозмутимого оператора, тот ответил, что заметил за собой признаки переутомления.

Но почему Тендо, раздеваясь перед осмотром, не оставил в шкафчике вместе с остальной одеждой чётки, медик спросить постеснялся.

Результаты обследования не выявили никаких отклонений. Тендо поблагодарил и отправился в рубку: сегодня у рейнджеров намечались тренировочные бои. Он занял привычное место перед контрольным пунктом, привычно отжал нужные рычаги и тумблеры — и поймал себя на мысли, что боится. Каждый дрифт — это риск, но сегодня Тендо чувствовал, что самым нестабильным элементом системы является он сам.

"Слияние установлено", - возвестила установка.
- "Защитник", отзовитесь!
- Отзываемся, Тендо. Куда мы денемся! - как обычно, не по форме раздалось с "Защитника".

А Тендо Чои вслушивался в лёгкое потрескивание помех, и хотел и не хотел услышать там ещё один голос.

***
...я знаю тебя...
...ты всегда с нами...
...ты слышишь нас...

- Кто — вы? - собственный голос оглушил Тендо после едва различимого шёпота.

...Золотой Дракон...
…Морской Титан...
...Бродяга...
...мы...

- Я схожу с ума, - пробормотал Тендо, больно прижимая татуировку между большим и указательным пальцем правой руки. - И я не сплю.

Сигнатуры ещё выспыхивали короткими биениями, но, как ни вслушивался Тендо, голоса смолкли.

В эфире воцарилась тишина.

Только Тендо знал, что отныне она никогда не будет для него мёртвой.

@темы: Доктор, меня вылечат?, псевдопсихиатрия, Pacific in my soul, fanfiction

---

Арт с Германном и Ньютом

Это опять я, и у меня нет слов. Кончились.
Потому что дорогая, бесценная, безумно талантливая  Что за Покемон?!! сделала ЭТО. Она сделала этот арт. По моему фику. Мой фик стал причиной появления этого... простите, в голову приходит только слово "шедевр". У меня ком в горле, потому что слишком совпало с видением и вообще.

Покемон, я не знаю, что тебе сказать, кроме "ради тебя с тобой я готова хоть в дрифт, хоть к кайдзю в пасть".

Цитата, на которую нарисован арт, под морем. И да, это не слэш.


"...Он проснулся от странного ощущения тепла в груди. Осознать его источник удалось только через несколько секунд. Ладонь Ньютона, лежащая над сердцем. Первым побуждением было немедленно сбросить её, отодвинуться подальше, не прикасаться – но справа была только стена. Германн осторожно повернул голову, понимая, что ничего не увидит, но тело хотело удостовериться в этом самостоятельно, не доверяя мозгу. Губы мазнули по чужому лбу – и Германн отпрянул. Лежавшая на груди ладонь скомкала пижаму, вторая рука вцепилась в рукав где-то у плеча – и Германн услышал странный звук, похожий на всхлип. Германн оцепенел. Мышцы всего тела напряглись, как во время судорог, только не было боли. Было тепло от дыхания где-то у шеи и ладонь, сжавшаяся в кулак, над сердцем. Германн глубоко вдохнул несколько раз и попытался расслабиться. На седьмом вдохе Ньютон вздрогнул, опять всхлипнул и прижался к нему ещё сильнее.

Германн не знал, что делают с людьми, которым снятся кошмары. В своих кошмарах он всегда был один. Наверное, стоило разбудить Ньютона, и он осторожно протянул руку под одеялом и коснулся ладони, сжимавшей его пижаму. Ньютон не проснулся – но хватка ослабла, кулак разжался, только коже над ключицей стало щекотно от ставшего ещё ближе горячего дыхания.

Он дотронулся до костяшек пальцев Ньютона снова – биолог шевельнулся, устраиваясь, а Германн опять замер. Ему вновь безумно захотелось оказаться как можно дальше от почти обжигающего тепла – но справа по-прежнему была только стена, а слева – теперь уже безмятежно спящий Ньютон, сама идея разбудить которого вызывала отторжение".

18.08.2013 в 23:56

Пишет  Что за Покемон?!!:

все те же)
меня не остановить. трава не отпускает и так далее... в общем, держите, иллюстрация к тому же фику by  Amnezyna )

@темы: чужие сокровища, услада для глаз, засвунился сам - засвуни товарища, Pacific in my soul

---

"Вместе"

Фанфик для  Что за Покемон?!!. Писался по её щедрой акции "вы мне текст - я вам арт". Изначально я планировала взять две идеи с заявок на Pacific Rim Fest, написать пару драбблов и сделать к ним небольшую соединительную сценку. В итоге... Ну, вы поняли. Дорогая, я надеюсь, что не зря столько кормила тебя завтраками))
Если бы мне пришлось читать над фиком оскаровскую речь, я бы поблагодарила  bladdyblue, которая честно пыталась указать мне на кенгурячьи прыжки между зубодробительным пафосом и флаффом, и  .Вещь не в себе, которая давала ценные советы, будучи незнакома с каноном.

Всем идти смотреть комикс, который  Что за Покемон?!! нарисовала в обмен на этот текст. Всем. Обязательно. Да, с текстом он не связан, он сам по себе, но от этого не менее прекрасен.

Название: Вместе
Автор: Amnezyna
Фандом: Pacific Rim (Тихоокеанский рубеж)
Категория: джен
Герои: Германн Готтлиб, Ньют Гайзлер
Рейтинг: PG-13
Жанр: харт/комфорт, повседневность, местами возможен флафф
Размер: мини (~6,6 тыс.слов)
Саммари: От первой встречи до последствий первого дрифта.
Размещение: Со ссылкой на автора и уведомлением, куда уносите.
Дисклеймер: Всё не моё, все не мои, ничего не извлекаю, кроме лекарств для разломленной психики, мимими и аняня.
Примечание: 1. Идеи двух сцен взяты из заявок: 1.18

текст заявки

"Германн/Ньютон. Первая встреча" и 1.21

текст заявки

"Ньютон/Герман. Их комнаты находятся напротив. Однажды Ньют среди ночи приносит в свою комнату части кайдзю и проводит с ними какие-то реакции, из-за чего в комнате становится просто невозможно спать. Он, решив, что разберется со всем утром, заваливается спать к Герману к огромному неудовольствию последнего"..
2. Согласно новеллизации, Германн родился, учился и немного преподавал в Германии, а Ньютон родился в Германии, но преподавал в Массачусетсе. Силой авторского произвола Ньютон переселился в Америку в достаточно нежном возрасте.


- Привет, я доктор Гайзлер, - протянул руку встрёпанный парень в модных очках и рубашке с расстёгнутым воротом. – Ньютон Гайзлер. Но друзья зовут меня Ньют.

Достаточно было мимолётного взгляда, чтобы понять, кто перед ним. Пижон от науки. Восторженный фрик. Юный гений, так и не отбросивший приставку "юный", хотя это стоило сделать лет пятнадцать назад. Германн насмотрелся на таких ещё в Берлине, они раздражали его своей неестественной жизнерадостностью и чрезмерной эмоциональностью на почти физическом уровне.

- Доброго дня. Я – доктор Германн Готтлиб. И у меня нет друзей, - последнюю фразу он не произнёс, но он рассчитывал, что выражение его лица продемонстрировало её достаточно чётко.

Зря рассчитывал.

- Здорово, что вас подселили именно ко мне, доктор Готтлиб? – Гайзлер сделал едва заметную паузу, с маленьким, почти невидимым знаком вопроса, видимо, надеясь, что его поправят на "Германна".

Зря надеялся.

- Всегда мечтал работать в… господи, что это? – Германна передёрнуло, он брезгливо отступил, едва не выронив трость.

Гайзлер кинулся поднимать маленький склизский ошмёток, в который Германн едва не угодил ботинком.

- Это образец ткани кайдзю! Мышечный срез. Совсем свежий, смотрите, - он сунул серо-розоватый комок почти в лицо Германну. Тот отшатнулся и зажал рот рукой, чувствуя, что его сейчас стошнит.

- Уберите! - едва слышно промычал он.

- Скучный вы народ, математики, - просиял Гайзлер и понёс свой драгоценный мышечный срез куда-то в глубь лаборатории. Самая нелогичная реакция из возможных.

И с этим ему работать. Со всем этим. Германн оперся на трость, оглядывая царство склянок, электроприборов, перепутанных проводов и огромных колб, при мысли о содержимом которых к горлу опять подкатывала тошнота.

Для лаборатории здесь было слишком темно. Для его собственной лаборатории здесь было слишком грязно. Слишком много хлама. Могло быть и хуже, мог бы подумать Германн, но пока что перспективы хуже, чем делить лабораторию с взбалмошным биологом, не знакомым с понятием порядка, он себе не представлял. Судя по поведению, этот Гайзлер ещё попытается набиться к нему в друзья, что отвратительно вдвойне.

Прошло всего тридцать минут в Шаттердоме, а Германн Готтлиб уже высчитывал варианты, в которых он мог бы вернуться назад, в институт, и продолжить работу там. Однако он оборвал себя уже на втором доводе: конечно, захотелось домой, к теплу и уюту, сейчас опять вспомнишь о своей ноге и о том, как тебе будет здесь с ней сложно. Жалеть себя, ещё не начав работать, - высшая проба слабохарактерности. Работа над программой. Изучение разлома на месте. Вот о чём нужно думать, а не о том, что в соседи по лаборатории достался гиперактивный мальчик без малейших представлений о такте и аккуратности. Великая беда, конечно. Просто вселенская трагедия.

Германн поджал губы, ещё раз оглядел лабораторию, брезгливо морщась, и, старательно обходя подозрительные пятна на полу, двинулся вслед за Гайзлером.

Биолог вылетел на него из-за стеллажа. Чтобы не столкнуться с Германном, он ухватился за металлическую стойку, полки покачнулись и сверху угрожающе накренилась очередная колба. Германн инстинктивно вскинул руку, подхватывая падающее, Гайзлер сделал то же самое, и они сообща водрузили колбу назад. Германн отнял руку, прищурился и посмотрел на биолога.

- Провести вам экскурсию, доктор Готтлиб? – жизнерадостно откликнулся на немой укор Гайзлер.

Непрошибаем, как Германн и полагал.

Больше часа в вертолёте, проваливавшемся в воздушные ямы каждые несколько минут, промозглый ветер с дождём, забирающийся под тонкий плащ, этот металлический саркофаг, состоящий из множества саркофагов поменьше, - для Германна норма по впечатлениям на сегодня была перевыполнена. По ощущениям – тоже, нога уже начинала привычно ныть от перенапряжения. Германн перенёс тяжесть собственного веса на левую ногу и на трость.

- Пойдёмте, я вам тут всё покажу, - Гайзлер был совершенно не знаком с понятием личного пространства, потому что он встал настолько близко к Германну, что пола его куртки задевала кисть руки Готтлиба, сжимавшую трость.

- Здесь, - Гайзлер ткнул куда-то поверх головы Германна, стёкла его очков блеснули, а в голосе зазвучала почти отеческая нежность, - моя гордость – секвенатор. А вот тут, - он бесцеремонно ухватил Германна за плечо и развернул его на сто восемьдесят градусов, не обращая внимания на реакцию Германна, - я храню настоящие сокровища. Вы представляете, доктор Готтлиб, мы уже двадцать лет противостоим кайдзю, а знаем о них не больше, чем о динозаврах, хотя вот ведь они, рядом, только протяни руку!

Пальцы Гайзлера сжимались на плече всё сильнее, и Германн уже дошёл до той стадии раздражения, в которой обычно он либо совершал великие открытия – либо дурацкие поступки. Второго он себе позволить не мог, поэтому он просто выдернул куртку из цепкой хватки биолога.

- Простите, что прерываю, но где буду работать я? – выплюнул он.

Мечтательный взгляд Гайзлера вновь сфокусировался на Германне, и рассеянность выжгло очередной вспышкой абсолютно беспричинной радости.

- Мы расчистим вам вот тут, - он выволок Германна за собой между стеллажами к деревянному столу, по которому ровным слоем был распределён ворох бумаг, между которыми стояло несколько уже успевших осточертеть Германну банок, - ну, в смысле, вам тут уже расчистили, мне просто понадобилось место для нескольких образцов, но я всё уберу завтра, правда.

Гайзлер взъерошил волосы и ещё раз улыбнулся.

- Договорились?

- Чтобы завтра этой вашей мерзости не было в моей части кабинета. Я учёный, мне нужен порядок и чистота, - отчеканил Германн. Вздёрнул подбородок. Посмотрел на Гайзлера, чуть прищурившись, как на очередного двоечника-студента. – Иначе я буду вынужден принять меры.

Биолог, который и так был ниже его на полголовы, стал словно ещё меньше ростом, между бровями пролегла складка, как у обиженного ребёнка.

- Хорошо, доктор Готтлиб. Как скажете.

Наконец-то. Осознал. Возможно, он не так безнадёжен, как кажется, и его запанибратство можно будет пресечь.

Германн сухо кивнул и развернулся к выходу. Сегодня здесь больше делать было нечего: его книги ещё не доставили, проекционную машину надо будет собирать с нуля. Логичнее всего пойти и отдохнуть, иначе завтра вместо рабочих расчётов он будет рассчитывать время приёма препаратов.

- Эй, - раздалось у него за спиной.

Стопроцентно непрошибаем.

– Может, вас проводить? А то заплутаете ещё, я первые дня три всё время плутал.
- Разберусь, - через плечо бросил Германн, и через мгновение добавил: - Спасибо.

В конце концов, вежливость пока никто не отменял.

На следующий день Германн опоздал в столовую. Характеристики идиота, проектировавшего Шаттердом, могли бы составить конкуренцию "Перебранке Локи", тем более, что, как всегда в моменты крайнего раздражения, большую часть реплик Германн формулировал по-немецки. Пусть вслух на родном языке он почти не говорил уже несколько лет, чёткость немецкого он считал куда как более подходящей математике, нежели расплывчатую многозначность английского.

Он подхватил поднос и поковылял вдоль столов, высматривая местечко посвободнее. Есть в обществе шумной солдатни, под их сальные шутки и взрывы хохота, он не собирался. Германн прошёл почти до самого конца зала, держа спину как можно прямее, чтобы с неё соскальзывали оценивающие и насмешливые взгляды местных – конечно, только калеки, на которого переводят хорошие продукты, здесь и не хватало, говорили они всем своим видом. Он был готов сесть за последний стол, вроде бы там было место, а возвращаться назад и снова шарить взглядом по рядам Германну хотелось меньше всего. Он уже почти поставил поднос, когда услышал за спиной топот, и обернулся – как раз для того, чтоб едва не впечататься подбородком в лоб Гайзлера, уже протянувшего руку к его плечу.

- Уф, хорошо, я вас увидел! – Гайзлер говорил прерывисто, будто пробежал полмили. – Тоже проспали?
- И что же в этом хорошего? – поинтересовался Германн, игнорируя вторую часть вопроса.
- Мы можем сесть вместе! – с сияющим видом заключил биолог.
- С чего вы взяли… - начал Германн, но вспомнил неприязненный строй взглядов – и закончил совсем не так, как планировал: - Я собираюсь сесть здесь. Можете присоединиться.

- Ага, я мигом! – Гайзлер умчался, а Германн неловко протиснулся между скамьёй и столом, прислонил рядом трость и осторожно положил руки на металлическую столешницу. Вроде бы не дрожат.

Гайзлер появился спустя несколько минут – он был одним из последних, очереди на раздаче уже не было. Пока он перешагивал через скамью, чтобы устроиться рядом с Германном, он ухитрился два раза задеть его по плечу локтем, ткнуть подносом и под конец наступить математику на ногу.

- Извините, я не специально, - улыбка у Гайзлера, видимо, действительно не выключалась.
- Я не сомневался, - саркастично отозвался Готтлиб и занёс вилку над нетронутым содержимым подноса.
- Вы меня подождали? Круто! – Гайзлер от полноты чувств хлопнул Германна по руке, тот едва не выронил вилку.
- Приятного аппетита, доктор Гайзлер, - отчеканил Германн, отчаянно жалея, что сел с краю – отодвинуться от чрезмерно жизнерадостного биолога было некуда.

В последующие десять минут выяснилось, что не выключается у Гайзлера не только улыбка, но и речь, и связностью эта речь не блистает. Германна это не удивило, но за десять минут, что он пытался прожевать свой завтрак, он уже успел узнать основные положения одной из последних теорий Гайзлера. От потока трескотни начала гудеть голова, а от мысли о том, что им придётся работать в одной лаборатории, боль в висках становилась ещё сильнее. В другое время Германн бы с удовольствием припечатал бы биолога парой саркастичных реплик, отбив у того желание открывать рот на ближайшее время. Но Германн полагал, что сумеет проложить демаркационную линию между собой и Гайзлером более цивилизованным способом. Война двух человек, делящих одно общее пространство, не способствует продуктивности научной работы. Поэтому Германн через силу проглотил ещё несколько кусочков, молча встал и взял наперевес полупустой поднос. Гайзлер, спешно набив чем-то рот, поспешил за ним.

Весь путь до лаборатории Германн ни разу не открыл рта. А маленький личный ад одного хромого математика шёл рядом с ним, иногда забегая вперёд, и говорил, говорил, говорил.

Кажется, впервые Гайзлер заметил отсутствующее выражение на лице Германна в тот момент, когда остановился, чтобы открыть дверь их обители, кажется, он даже что-то спросил, но Германн просто прошёл внутрь, протиснувшись мимо биолога. У Германна до сих пор не укладывалось в голове, что для военных недоумков все учёные одинаковы. Математик ли, биолог ли, какая разница, одно слово для всех – умник. И лаборатория, как следствие, тоже одна. Интересно, кого они ещё совместили – физиков и медицинский блок?
- Меня на этой базе понимают один-два человека, кроме маршала, и вы не представляете, как я рад, доктор Готтлиб, что мы теперь будем работать вместе, - разумеется, Гайзлер вновь обогнал Германна и остановился прямо перед ним.

- Неужели? – Германн скривил угол рта и взглянул на Гайзлера искоса. Под его взглядом улыбка биолога впервые с момента их знакомства начала медленно гаснуть, и Германн внезапно осознал, что Гайзлер вовсе не так молод, как ему казалось до этого. Что он младше Германна, но не больше, чем на два-три года. Ровесник. Тем большее раздражение вызывало его нелогичное поведение.

- Ну… Да. Мы будем мозговым центром этого сопротивления! – Гайзлер быстро опомнился и зачастил с прежней скоростью. – Я чувствую, что вместе мы совершим прорыв!

Германн сделал ещё несколько шагов вперёд, озираясь. Со вчерашнего дня лаборатория изменилась. Теперь она была разделена на две половины – с одной стороны девственно чистая, пустая, с несколькими коробками книг и полусобранной проекционной машиной. С другой – стекло, наваленные в беспорядке бумаги и журналы, булькающие аквариумы и отвратительные ошмётки в них, мерцающие диодами приборы и опутанный тянущимися со всех сторон проводами компьютер.

- Если вы надеетесь совершить прорыв, доктор Гайзлер, то давайте условимся: уж если нам пришлось заниматься нашими столь разными науками в одном помещении, то мы будем уважать интеллектуальное уединение друг друга, - последние слова Германн почти прорычал.

Гайзлер посмотрел на Германна молча, чуть наклонив голову набок, пожал плечами – и, понятное дело, улыбнулся.

- Как скажете, док!

"И не смейте называть меня "док"!" – хотел сказать Германн, но, решив не сотрясать воздух бессмысленными фразами, которые всё равно не будут восприняты, просто фыркнул и принялся за изучение надписей на коробках.

Спустя полчаса около стола доктора Готтлиба с нежным чмоканьем приземлился кусок глаза кайдзю. Первый из долгой череды.

~*~

Первые несколько дней прошли почти спокойно. Германн обустроил свою половину помещения, стараясь держать себя в руках, когда Гайзлер со свойственной ему непосредственностью вновь заваливал своими реагентами один из его столов. На четвёртый день Германн даже написал жалобу на имя маршала Пентекоста с просьбой предоставить ему другое помещение, подробно перечислив все прегрешения Гайзлера, но жалоба отправилась в стол. Туда же отправились вторая и третья. Германн нещадно ругал себя за то, что так и не передал ни одну из них по назначению, но возражал сам себе, что никто не гарантирует ему лучшего соседства.

В конце концов, у Гайзлера действительно были мозги. Не только принадлежащие кайдзю, но и свои собственные. Работающие хаотично и беспорядочно, как у всех людей такого типа, но, в отличие от многих из них, работающие по-настоящему.

На внешний вид Гайзлера Германн старался не обращать внимание. Разве что в присутствии биолога он машинально поправлял собственный и без того безупречно завязанный галстук или одёргивал задирающийся из-за неровной походки жилет. И уж тем более Германн не обращал внимания на руки Гайзлера. Биолог ходил либо в халате, либо в куртке, поэтому когда он впервые появился в рубашке с закатанными по локоть рукавами, что достойно оттеняло куцую ленточку, которую Гайзлер упорно считал галстуком, Германн сначала даже не понял, что видит ниже ткани обнажённую кожу. Он пригляделся к цветным пятнам – и отпрянул.

- Jemersch*, какая гадость!
*Господи! (нем.)

- Все так говорят! – радостно ответил биолог.

Опять нелогичная реакция. Гайзлер на большую часть происходящего отзывался так, что Германн устал от бесплодных попыток понять смысл его реакций. Идею пронализировать поведение биолога он давно оставил как безнадёжную. Невозможно анализировать факты, которые не собираются в систему, а существуют за её границами.

~*~

Когда Пентекост упомянул об отбытии доктора Саято, занимавшегося в Шаттердоме исследованием физических свойств разлома, Германн вздёрнул подбородок. Саято был неплох и кое-какие его соображения заслуживали внимания, но собственную фундаментальную теорию происхождения канала между мирами Германн считал гораздо более правдоподобной. Именно чтобы проверить эту теорию, Германн и согласился переехать в Гонконгский Шаттердом, располагавшийся ближе всего к разлому. Это было ещё до того, как программу "Егерей" начали критиковать в правительстве, и до того, как отец объявил, что "Егеря" были ошибкой. Отец был уверен, что Германн рано или поздно присоединится к нему, как сделали многие. Эпидемия трусости коснулась и Гонконгской базы - Саято сбежал, чтобы укрыться за Стеной, под защиту Ларса Готтлиба. Германн Готтлиб остался на передовой, и осознание этого заставляло его тонкие губы кривиться в торжествующей усмешке.

И сейчас, когда Германн смотрел на гигантские машины нового поколения, в сердце которых не было радиации, он вспоминал бессонные ночи, проведённые за кодом операционной системы Егеря – угловатого, несовершенного, первого. Пальцы машинально прошлись по столу, словно набирая что-то, и он, спохватившись, сжал их в кулак. Никаких Егерей. Это в прошлом. Его первоочередной задачей вновь стал разлом. Отец невольно оказал ему услугу, предоставив убежище слабовольным трусам. Теперь Германну будет гораздо проще доказать свою правоту.

Германн глубоко вздохнул, прикрыл глаза и позволил знакомому потоку цифр пройти через своё сознание, свободное от иных мыслей. Мир превратился в стройные формулы, понятные в своей однозначности и чёткости. Разлом, пугающий своей инаковостью, стал близким и едва ли не привычным, обернувшись своей структурой, изнутри которой Германн видел его, как на ладони.

Германн со стуком поставил точку, раскрашивая мел, и тут же, спохватившись, стёр её той же рукой. Отступил на шаг, полюбовался на ряд кривоватых цифр, покрывавших несколько квадратных футов доски, и самодовольно ухмыльнулся.
- Можно поздравить, доктор Готтлиб? – донеслось с другой половины лаборатории.

- Пожалуй, да, - Германн бросил ещё один взгляд на доску и обернулся к соседу по научным изысканиям.

- Тогда поздравляю!

Биолог держал в каждой руке по стеклу с препаратом, и было видно, что ему очень сложно даётся невозможность жестикулировать как обычно
.
- Когда будем проверять точность вашей теории?
- Точность нужно проверять вам, доктор Гайзлер, математика не нуждается в подобных проверках, - вспыхнул Германн, но осёкся, увидев, как расплывается в знакомой улыбке лицо биолога.
- Снова купились, доктор Готтлиб! Кстати, мне тоже есть, чем вас порадовать. Кажется, я нащупал одну интересную ниточку, мне интересно ваше мнение. Идите сюда, - Гайзлер махнул зажатой в руке стекляшкой, и Германн последовал за ним. Теории Гайзлера были сумбурны, как и его речь, но за несколько недель работы с ним Германн понял, чем именно биолог заслужил своё место на базе. Его погружённость в мир кайдзю была сродни существованию Германна в мире формул. Для Гайзлера гигантские твари были не монстрами, но колоссальным неизведанным пластом знаний. И в своём стремлении к изучению биолог не остановился бы ни перед чем.

Гайзлер положил стёкла на боковой столик и бросился к компьютеру, отодвигая ногой стул в сторону Германна.

- Садитесь, я сейчас покажу.

- Я постою, - сухо ответил Германн, подсознательно подбиравшийся каждый раз, когда ему хотя бы косвенно намекали на его увечье.

- Да садитесь, мне так удобнее будет показывать, - отмахнулся Гайзлер.

Германн осторожно уселся в кресло, но чуть не вскочил, когда Гайзлер занял место за его спиной и опустил одну ладонь на спинку кресла, а другую - на мышь, чуть ли не обнимая математика. Биолога очередное, на этот раз двусмысленное, нарушение границ личного пространства совершенно не смущало, и Германн, опять, вопреки обыкновению, промолчал. Биолог всё равно отшутится, и именно Германн в итоге будет чувствовать себя идиотом. После нескольких месяцев постоянного игнорирования любых попыток Германна призвать биолога к порядку, Готтлиб почти смирился и почти привык. Почти. Ненавистное слово, которое вносило неопределённость и зыбкость в любое, даже самое однозначное, понятие.

- Вот, доктор Готтлиб, взгляните, мне кажется, что нейронная связь здесь должна иметь продолжение. Как сеть. Я пока не уверен, но вы же понимаете, что это может означать?

Германн осторожно посмотрел на Гайзлера снизу вверх. Тот смотрел на Германна с торжествующим предвкушением в глазах. Готтлибу опять некстати пришла на ум параллель с ребёнком, ожидающим похвалы. Вот только, вопреки ожиданиям Германна, теория Гайзлера, насколько он мог судить, была безупречна.

- Не лишенная интересности теория, доктор Гайзлер, - проговорил Германн, - к сожалению, я не могу оценить её в полной мере, моя компетентность в биологии…
- О, как будто я много понимаю в ваших цифрах! – Ньютон развернул кресло с Германном к себе и распрямился. – Они гораздо сложнее, чем мы думаем. Нам нужно только понять, в чем именно! Остался маленький, крошечный шажок, я это чувствую! А потом – щёлк – и мы поймём абсолютно всё. Представляете?

Германн покачал головой, и с каждым кивком его тонкие губы расходились во всё более и более широкой улыбке. Разумеется, он представлял.

~*~

Спал Германн плохо. Он не страдал клаустрофобией, но переизбыток металла над собой, под собой и вокруг себя переносил с трудом. Порой он даже немного завидовал людям вроде Геркулеса Хансена, которые жили этим железом, не задумываясь о том, сколько живого осталось рядом с ними и в них самих.

Германн ненавидел засыпать, потому что именно в эти скользкие, зыбкие моменты между сном и явью он начинал вспоминать. Воспоминания отбрасывали его в один из тех самых дней, которые привели его сюда – двадцать лет назад, шестнадцать лет назад, пять лет назад, год назад. Германн спасался решением уравнений и извлечением кубических корней, которые ненадолго, но всё же охлаждали разгорячённый мозг. Но чаще он лежал и всматривался в темноту над собой, пока ему не начинало казаться, что она сгущается всё больше и больше, становясь всё чернее и непрогляднее. И когда темнота надвигалась на него, опуская невидимый потолок ещё ниже, Германн забывался сном, если ему везло - таким же чёрным, тяжёлым и пустым.

Сегодняшняя ночь ничем не отличалась от десятков предыдущих, Германн притушил все источники света и лёг на кровать, устраивая больную ногу. Сон накрыл его милосердно быстро, но тихий стук по металлу вырвал его из иллюзорной тьмы во тьму реальную спустя несколько минут. Германн распахнул глаза и прислушался. В дверь кто-то скрёбся. Через пару секунд неведомый кто-то опять постучал, на этот раз чуть сильнее.

- Кто там? – вполголоса спросил Германн, ещё не до конца уверенный в том, что действительно проснулся.

Дверь ответила очередным стуком. Германн сел на кровати, поморщился, неловко пристроив ногу, нашарил тапочки и, задев рукой выключатель, побрёл к двери. Лампы под потолком разгорались с тихим гудением, но в коридоре царил полумрак, на фоне которого Германн различил фигуру Гайзлера. Биолога он опознал по всклокоченной чуть больше, чем обычно, шевелюре и очкам. В остальном Гайзлер выглядел непривычно, поскольку вместо обычной полурасстёгнутой рубашки на нём был халат. Не лабораторный. Полосатый.

- Доктор Гайзлер? – задал совершенно дурацкий вопрос Германн, просто потому, что надо было что-то сказать.

- Простите, доктор Готтлиб, что я к вам, но в моей комнате сейчас полный апокалипсис. Можно войти? – Гайзлер старался говорить быстро и бодро, как обычно, но Германн чувствовал, что Ньютон напряжён.

- Заходите, не в коридоре же вам стоять. Простудитесь, - Германн пропустил биолога в дверь и вновь запер её.

Ньютон неловко топтался посреди комнаты, что само по себе выглядело странно. Неуверенный в себе Ньютон, Ньютон, выглядящий растерянно, Ньютон без своего неизменного шнурка на шее, наконец, - слишком много несовпадений со сложившимся образом, чтобы Германн не почувствова себя не в своей тарелке.
- Присядете? – Германн махнул рукой в сторону двух стульев.

Ньютон послушно сел на стул, запахнул халат, зябко сунув руки подмышки. Германн заметил это движение – сам он мёрз почти всегда, сказывались нарушения кровообращения.
- Чаю?

Биолог помотал головой, и, словно переключив какой-то тумблер, заговорил в своей привычной манере, будто продолжая прерванный монолог:
- Честно, я не ожидал, что элементарнейший эксперимент может так провалиться. Стремительно. Я так и не понял, почему, я выдержал всю процедуру, как обычно, но он…
- Доктор Гайзлер, вы что, экспериментировали в жилой комнате?

- В лаборатории ночевать неудобно, я пробовал, - отмахнулся Ньютон, - а бросать малышку одну было нельзя. Это был очень интересный опыт, но, к сожалению, я всё-таки невовремя уснул, а когда проснулся… Доктор Готтлиб, можно переночевать у вас?
Германн сжал спинку стула, на которую опирался во время разговора. В его сознании пронеслись десятки вопросов, реплик и возражений. Переночевать? Это же не лезет ни в какие ворота. Как он себе это представляет? До какой ещё бестактности может дойти этот человек? Германн готов был вывалить на Гайзлера все эти реплики, но съёжившийся на стуле Гайзлер выглядел настолько потерянным, что раздражение утихло в доли секунды.

- Не думаю, что вам стоит искать другое пристанище в, – Германн вскинул руку с часами, которые снимал только в душе, - двадцать семь минут третьего.

Они с Гайзлером синхронно повернули головы, обозревая невеликое пространство комнаты математика.

- Я могу поспать на стульях, - сообщил Ньютон. – Я нормально расположусь, - голос был уверенный, отчего реплика прозвучала совсем уж фальшиво.

Германн тяжело вздохнул.

- Не говорите глупостей, доктор Гайзлер. Моя кровать достаточно широка, чтобы вместить двоих мужчин нашей с вами комплекции. И я надеюсь, что вы…
- Я сплю как младенец, - не дослушав, просиял Ньютон. – Спасибо, Герм… - он быстро осёкся, - доктор Готтлиб.

Рука Ньютона, протянутая для пожатия, повисла в воздухе, потому что Германн отвернулся, мысленно пытаясь решить вопрос с комплектом белья – и заодно понять, как и почему он так легко согласился на эту авантюру. Когда он вновь взглянул на Ньютона, тот уже сидел на краю его койки и болтал ногами.

- Вы у стенки ляжете или с краю?

- У меня одна подушка, - невпопад ответил ошарашенный Германн. Ньютон в халате и видневшихся из-под него растянутой футболке и пижамных штанах - на его кровати - в его комнате - никак не желал встраиваться в картину мира Германна Готтлиба. Это было слишком нелогично.

Как и всё, связанное с Ньютоном Гайзлером.

- Я и без подушки обойдусь, - махнул рукой Ньютон. – Так вы у стенки?

Германн кивнул и выпустил, наконец, из рук злополучную спинку стула. Пальцы были неприятно мокрыми, перспектива делить кровать с биологом, ощутимая и осязаемая, вызывала такое же отторжение. Как ему могла прийти в голову такая безумная мысль? Собственная постель сейчас казалась ему самым неуютным местом в мире. Отступиться и выгнать Гайзлера искать себе другой постой – хоть у Пентекоста в кабинете, раз он не умеет соблюдать элементарные правила безопасности – это будет слишком непоследовательно.
Ньютон перестал болтать ногами и сполз с одеяла. Снова запахнул халат. Поправил очки левой рукой - правая была опять засунута подмышку.

- Простите, доктор Готтлиб, я не должен был так вламываться. Просто вы были первым, кто пришёл мне в голову, всё-таки мы коллеги. Я пой…
- Не мелите ерунды! Я сейчас лягу. Только не смутит ли вас, что одеяло у меня тоже одно?

Германн не предполагал, что в арсенале улыбок Ньютона Гайзлера имеется и такая - робкая и светлая.
- Вы уверены?
- Доктор Гайзлер, сейчас полтретьего ночи. Ещё несколько минут наших пререканий – и смысла ложиться спать вообще не будет.

Германн оттолкнул от себя стул, в несколько решительных шагов, подволакивая ногу, преодолел расстояние до кровати и забрался под сбитое одеяло. Неловко пошевелился, отодвигаясь почти вплотную к стене, и повернул голову к Гайзлеру. Ньютон осторожно присел, снял халат, положил его на стул – Германн заметил, что халат немедленно оказался наполовину на полу, но биолога это, видимо, не тревожило. Он положил поверх халата очки и обернулся к Германну, подслеповато щурясь. Ложился он практически наощупь, Германн не думал, что у Ньютона настолько плохое зрение. Математик завёл руку за голову, дотрагиваясь до выключателя, и свет погас.

- Спокойной ночи, доктор Гайзлер.
- Спокойной ночи, доктор Готтлиб.

Ньютон старательно поёрзал, создавая свободную зону между ним и собой, и расположился, по подсчётам Германна, так, что правая половина тела держалась на весу, то есть на чистом упрямстве Гайзлера.
- Двигайтесь ближе, тут достаточно места, - шёпотом сказал Германн.

Правому боку сразу же стало теплее, он почувствовал лёгкое прикосновение к кисти руки – но чужая ладонь отдёрнулась, словно получив удар током.

Германн смотрел в темноту над собой. Сегодня ему не являлась ни маленькая девочка в разрушенном доме, ни сочувствующие лица, полные фальшивой скорби, ни толпа шушукающихся коллег за спиной, ни отец, проговаривающий ровным голосом свои абсолютно логичные доводы. Он думал о том, почему неглупый взрослый человек может уродовать себя рисунками, подобно неграмотному папуасу, как ему вообще могла прийти в голову такая идея, о том, когда он в последний раз находился настолько близко к другому человеку, а ещё – о том, что чужое мерное дыхание над ухом успокаивает не хуже уравнений третьей степени.

Он проснулся от странного ощущения тепла в груди. Осознать его источник удалось только через несколько секунд. Ладонь Ньютона, лежащая над сердцем. Первым побуждением было немедленно сбросить её, отодвинуться подальше, не прикасаться – но справа была только стена. Германн осторожно повернул голову, понимая, что ничего не увидит, но тело хотело удостовериться в этом самостоятельно, не доверяя мозгу. Губы мазнули по чужому лбу – и Германн отпрянул. Лежавшая на груди ладонь скомкала пижаму, вторая рука вцепилась в рукав где-то у плеча – и Германн услышал странный звук, похожий на всхлип. Германн оцепенел. Мышцы всего тела напряглись, как во время судорог, только не было боли. Было тепло от дыхания где-то у шеи и ладонь, сжавшаяся в кулак, над сердцем. Германн глубоко вдохнул несколько раз и попытался расслабиться. На седьмом вдохе Ньютон вздрогнул, опять всхлипнул и прижался к нему ещё сильнее.

Германн не знал, что делают с людьми, которым снятся кошмары. В своих кошмарах он всегда был один. Наверное, стоило разбудить Ньютона, и он осторожно протянул руку под одеялом и коснулся ладони, сжимавшей его пижаму. Ньютон не проснулся – но хватка ослабла, кулак разжался, только коже над ключицей стало щекотно от ставшего ещё ближе горячего дыхания.

Он дотронулся до костяшек пальцев Ньютона снова – биолог шевельнулся, устраиваясь, а Германн опять замер. Ему вновь безумно захотелось оказаться как можно дальше от почти обжигающего тепла – но справа по-прежнему была только стена, а слева – теперь уже безмятежно спящий Ньютон, сама идея разбудить которого вызывала отторжение.

Он балансировал на тонкой грани между сном и явью, но просыпался от малейшего движения рядом. Распахивал глаза, прислушивался и проваливался в серую муть снова.

Тихая мелодия будильника показалась ему колокольным набатом. Ньютон резко развернулся, рывком сел на кровати и оглянулся на Германна, смешно моргая заспанными глазами, одновременно пытаясь прищуриться, и начал судорожно шарить рукой около себя.

- На стуле, - указал Готтлиб, Ньютон рассеянно кивнул и схватился за очки.
- Доброе утро, Герм… доктор Готтлиб.

Германн махнул рукой.
- Давайте уж так.

Ньютон блеснул улыбкой, и Германн быстро спохватился:
- Но только не при посторонних, - сделал паузу и добавил: - Ньютон.
У Гайзлера был такой вид, словно он выбирал, кинуться к Германну на шею или удрать из его комнаты, не оглядываясь. В итоге он выбрал третье: подобрал халат, с достоинством облачился в него, попав в рукава с третьего раза, и с какой-то опаской оглянулся на Германна.
- Спасибо за ночь, Германн. Ну, то есть за постель. В смысле, за…

Германн поморщился.
- Лучше помолчи, Ньютон, пока не ляпнул что-нибудь очередное в твоём духе.
- А сколько времени?
- Шесть тридцать четыре.
- Мы спали три с половиной часа?
- Ты спал три с половиной часа, - хотел сказать Германн, но понял, что парадоксальным образом выспался.

Ньютон и логика аннигилировали в присутствии друг друга, включая в зону поражения всех, кто оказывался рядом.
- Я пойду, спасибо ещё раз. Увидимся за завтраком!

Дверь за Гайзлером захлопнулась. Германн спустил с кровати ноги, машинально потёр правое бедро, потянулся за тростью – и улыбнулся сам себе. Осмыслить произошедшее у него не получалось. Проанализировать – тоже. Поэтому Германн просто наслаждался тем, что впервые за много ночей в этом гробу ему не было холодно.

~*~

- Совершеннейшая чушь.
- Но ты не дослушал!
- Того, что я услышал, мне вполне хватило для того, чтобы сформулировать предыдущий постулат. Совершеннейшая чушь.
- Германн, ты же ничего не понимаешь в биологии!
- Зато я понимаю в математике, и с математической точки зрения то, о чём ты говоришь, невозможно. Я не буду повторяться.
- Моя теория нуждается в проверке, вот и всё! Как и твои выкладки!
- Мои выкладки не нуждаются в проверке. Именно поэтому, Ньютон, математика и называется точной наукой, в отличие от биологии. Аккуратность и точность – вот критерии верности моих выкладок.
- Ты так и засохнешь со своими цифрами.
- Если у вас всё, доктор Гайзлер, то позвольте мне к ним вернуться.

Германн развернулся и направился на свою половину лаборатории. Он знал, что Ньютон сейчас смотрит ему в спину, и распрямился, хотя от этого его хромота становилась гораздо заметнее. Каждый раз, когда Гайзлер демонстрировал своё пренебрежение к математике, Германну хотелось схватить его за пижонский галстук и ткнуть лицом в расчёты, без которых его "смелые и дерзкие теории" развалились бы, как карточный домик. Посмотреть бы на него, лишённого поддержки "сухих цифр", надолго ли хватит его и его экспериментального материала, чего он сможет добиться, если будет видеть только крохотную часть целого, ограниченного куском тела кайдзю.

Когда он забрался на стремянку и надел очки, он бросил короткий взгляд на другую половину комнаты. Ньютон стоял, насупившись, скрестив руки на груди, и смотрел на него. Заметив движение Германна, он сорвался с места, кинулся к компьютеру и начал яростно колотить по клавишам. Германн поджал губы и отвернулся.

~*~

Саято был не единственным, кто покинул гонконгский Шаттердом под благовидным предлогом. Погружённый в расчёт физических свойств разлома Германн практически не обращал внимание на происходящее вокруг, Ньютон едва ли не силой выволакивал его из лаборатории, напоминая об обеде или ужине. Германн выныривал из водоворота формул, озирался, съедал что-то, а чаще, бросив почти нетронутый поднос, начинал записывать что-то на планшете, с которым не расставался. Ньютон пытался прислушаться к речи Германна, но тот переходил на немецкий, который Ньютон уже успел забыть за двадцать с лишним лет, проведённых вдали от исторической родины, поэтому затею понять Германна он оставил. Иногда, впрочем, оба оставались в лаборатории на ночь, пока ранним утром их не заставали там уборщики – горячо спорящих о чём-то, а иногда – мирно спящих, каждый за своим столом.

Момент, когда во время обеда незанятыми оказались больше половины столов, а из всего научного блока в столовой остались только двое, Германн пропустил. Он никогда не работал в связке, к нему давно не обращались за консультацией, зная, что доктор Готтлиб предпочитает работать в одиночку, а все его научные изыскания доступны по первому запросу в упорядоченном задокументированном виде. А общаться с Германном Готтлибом предпочитали только в самых крайних случаях – и без того сторонившийся людей Германн стал ещё более замкнутым в последнее время.

Германн знал, что проект "Егерь" закрыли, он знал это даже слишком хорошо. Первый день за много лет, когда он едва не сорвался и едва не позвонил отцу. Сдержался. Проанализировал. Успокоился. И продолжил работу, переполненный холодной яростью. Эта холодная ярость работала как мифический холодный термояд, перерабатываясь в энергию, чистую и колкую, требующую немедленного выхода.

Он ждал, что вещи упакует и Гайзлер, и удивлялся странной смеси злорадства и дискомфорта, который причиняла ему эта мысль. Он привык к обществу Ньютона и, хотя работать в пустой лаборатории было несомненно удобнее, звонкое "Нет, я всё-таки рок-звезда!" заставляло его улыбаться против воли. Так, чтобы Ньютон не видел этой улыбки.

Прошла неделя, другая – Гайзлер всё так же вдохновенно копался во внутренностях кайдзю, всё так же делился с окружающим пространством результатами своих гениальных открытий – причём ожидал от пространства в лице Германна немедленного отклика.
- Ньютон, ты не собираешься на материк?
- Зачем? – непонимающе уставился на него Ньютон поверх очков, приподняв брови.
- Затем, зачем и все остальные.
- Трусливые придурки, - неожиданно жёстко, без тени улыбки ответил Ньютон.

Они смотрели друг другу в глаза и Германну на мгновение показалось, что он смотрит в зеркало – такая твёрдая решимость читалась во взгляде Ньютона Гайзлера. И Германн понял, что теперь они остались вдвоём. Не против кайдзю, но против всего учёного мира, отказывавшего им в признании. Германн вздёрнул подбородок, Ньютон повторил его движение.

- Надерём им задницы? – знакомо улыбнулся Ньютон.
- Всенепременно, - хмыкнул Германн.

Он был уверен, что оба имели в виду одно и то же.

~*~

Германн неожиданно осознал, что полюбил их совместную лабораторию. Конечно, "полюбил" в применении к доктору Готтлибу было словом слишком громким. Однако он понял, что впервые за долгое время металлический короб перестал вызывать у него подсознательное раздражение в тот момент, когда после очередного ожесточённого спора с Пентекостом, разбившего все логические доводы железобетонным военным "запрещаю", Германн ворвался в лабораторию, хлопнул дверью – и понял, что почти успокоился, взглянув на знакомую доску и знакомую макушку Гайзлера, склонившегося над клавиатурой компьютера, не присев на стул, а согнувшись в три погибели, как обычно.

- Дай угадаю – Пентекост не оценил твои расчёты, - Ньютон поднял голову и посмотрел прямо на Германна.
- Я даю ему перспективную выкладку на ближайшие полгода. Я написал ему модель расстановки Егерей. "Я верю вашим расчётам, доктор Готтлиб, но я не могу рисковать!". Какой смысл мне тогда делать эти расчёты? – Германн хлопнул ладонью по столу.
- У тебя с Пентекостом гораздо больше общего, чем ты думаешь, - фыркнул Ньютон.
- Что ты хочешь этим сказать? – прищурился Германн.
- Только то, что вы оба ведёте себя как не поделившие дорогу бараны, когда упрётесь.
- Выбирай выражения!
- Ай, прости, но правда похожи.

Германн прикусил губу, чтобы не ответить что-нибудь, о чём впоследствии можно пожалеть, и отвернулся. Каждый раз, когда Ньютон попадал, сам того не подозревая, в точку, успокоение стоило Германну огромных душевных усилий. Германн подозревал, что свои научные открытия Ньютон делает так же – по случайности, по наитию, удачно угадав.

- Германн! – позвал биолог. – Германн, ты что, обиделся?

Проигнорировать этот зов означало подтвердить предположение Ньютона.

- В цивилизованном обществе не принято считать комплиментом сравнение с бараном.
- Я же извинился! – искренне возмутился Ньютон. - Ладно, я был неправ насчёт "баранов". Что мне ещё сделать, доску тебе от формул вытереть? Пентекосту морду набить?
- Ты когда-нибудь перестаёшь болтать ерунду?
- Неа.
- Почему я не удивлён?
- Потому что ты зануда. Германн, не думал, что когда-нибудь это скажу, но мне нужен твой совет.
- Неужели? С каких это пор ты к ним прислушиваешься?

Ньютон щёлкнул по клавише, цапнул со стола какие-то образцы и в несколько шагов оказался рядом с Германном. Готтлиба уже не царапало осознание того, что Ньютон подстраивается под темп его раскачивающейся походки, что всегда освобождает ему место справа от себя, что в случае необходимости – подбегает к нему, а не просит подойти. Гайзлеру удалось ввести такое поведение в привычку настолько естественно, что Германн не воспринимал это как уступки калеке.
- Гляди. Видишь отличия?
- Два куска отвратительно вонючего мяса. Нет, не вижу.
- А теперь смотри, это их структура. Ну? – Ньютон сиял.
- Одинаковая ДНК? Ньютон, это бессмыслица. Этого не может быть.
- Почему это не может?
- Потому что это опровергает всю теорию эволюции. Одинаковая ДНК, насколько хватает моих познаний в биологии, предполагает как минимум сходную внешность. Прости, но это похоже на плохую фантастику.
- Я же не говорю, что твой проект с бомбой похож на сюжет плохого боевика.
- Мой проект?
- Тс, Германн! Хоть раз просто послушай. Просто. Послушай. Ты понимаешь, что наши теории можно связать? Твою теорию поля разлома и мою – об искусственном происхождении кайдзю? Это же всё объясняет, Германн, включи образное мышление! А, чёрт, у тебя его нет. Ну построй себе математическую модель, должно сработать.

Германн отрицательно покачал головой.
- Ньютон, ни одна математическая модель не опишет такое.
- Германн, я в тебя верю!
- Польщён, но всё равно нет. Ты так договоришься до того, что мы и кайдзю совместимы.
- А у тебя иногда появляются проблески фантазии, доктор Готтлиб!

Глаза Ньютона блеснули уже хорошо знакомым Германну азартом, вызывавшим у Готтлиба подсознательное беспокойство.

~*~

- Was zur Holle*… Ньютон! – Германн поспешил к напарнику.
*Какого чёрта (нем.)

Ньютон стоял перед своим столом, сжимая левое запястье правой рукой и с недоумением смотрел на свою обтянутую латексной перчаткой ладонь, с которой крупными каплями стекала кровь.

Германн дёрнул Ньютона за руку, тот, наконец, вышел из состояния оцепенения, и начал сдирать перчатку. Готтлиб сорвал со стены аптечку, открыл, перебрал груду почти одинаковых безликих пакетиков, вытащил нужный и перехватил Ньютона на запястье.
- Твоя неаккуратность… Твоя безалаберность… Твоя халатность… - бормотал Германн, высыпая на рану дезинфицирующий порошок, - они… антинаучны!

Ньютон, выставив руку вперёд, ладонью вверх, смотрел на Германна поверх очков, пока тот пытался зафиксировать повязку.
- Конечно, Герм, тебе в твоём научном подходе ничто не угрожает.

Склонившемуся к руке Ньютона Германну не надо было видеть лица биолога, чтобы знать, что он уже оправился от шока и улыбается – торжествующе, словно только что выиграл в какой-то игре.
- Мы говорим не обо мне. И не называй меня "Герм"!
- Ладно, Герм.

Германн наконец зацепил повязку и взглянул на Ньютона, не разгибаясь, исподлобья.
- Ньютон. Тебе ведь наплевать, что с тобой произойдёт, ты готов покалечиться, только бы доказать, что ты прав?
- Скажи, что ты не сделаешь того же самого.

На губах Ньютона была улыбка, но глаза были абсолютно серьёзны.

Никогда нелогичность Ньютона не пугала Германна больше, чем в этот момент.

~*~

Никогда Германн не был так готов совершить нелогичный поступок, как тогда, когда потянулся за шлемом "моста". Никогда нелогичность не казалась ему настолько правильной - он находил десятки объяснений собственному поступку, пока пристраивал на голову второй шлем: необходимость проверки теории, невозможность получить жизненно важные сведения иным путём, форс-мажор. Но он никогда бы не признался даже самому себе, что все рациональные доводы в итоге перевесили два простых слова – "ради меня?".

~*~
Когда упали железные цифры обнуления часов, Германн и Ньютон праздновали победу вместе со всеми – с радостными криками, тостами, братанием и скорбью по павшим. Они были рядом, принимали поздравления и поздравляли, хлопали других людей по плечам, обнимались с знакомыми, полузнакомыми и незнакомыми – даже Германн, который, казалось, за эти несколько часов заново научился улыбаться, а не складывать губы в саркастичную ухмылку.

Через пару часов они разошлись – и после того, как схлынула первая волна эйфории, Ньютон почувствовал неладное. Его всё ещё штормило после дрифта, в голове путались картинки чужой жизни, собственных, уже давно забытых, воспоминаний, всё это перемежалось выбивающими из реальности видениями мира кайдзю. Ломило в затылке и шумело в ушах – как в первый раз. Но было и новое - надо всем этим тянулся флёр чужих ощущений, словно дежа-вю, отголосок, звук, к которому тщетно пытаешься прислушаться, чтобы понять, не показалось ли тебе.

Германна он нашёл в лаборатории. Математик сидел на полу, трость валялась рядом, он обхватывал себя трясущимися руками за плечи, и его била такая дрожь, что Ньютон слышал, как стучат его зубы. Изображение поплыло, двоясь, и вот уже перед Ньютоном сидел маленький мальчик с разбитыми коленями. Мальчик поднял тёмные, не по-детски серьёзные глаза – и Ньютон увидел в них беспомощность, непонимание – и ужас.

Ньютон нагнулся к мальчику, хватая его в охапку, и картинка вновь изменилась, расфокусировавшись – он увидел себя со стороны – взъерошенного, с налившимся кровью глазом – ещё одна вспышка – и он просто рухнул рядом, чувствуя, что его тянут за правую руку. Ладони мальчика стали большими, горячими и влажными – Ньютон моргнул и вновь увидел перед собой Германна, взрослого, привычного, - родного - рядом, совсем близко, слишком близко, недостаточно близко. Он судорожно хватал ртом воздух и сжимал руку Ньютона. Ньютон вглядывался в карие глаза, и пытался поймать бьющиеся где-то на границе сознания, ускользающие слова, когда - он так и не понял, услышал он или почувствовал шелестящий выдох:

- Halt mich*.

Биолог обнял Германна свободной рукой и прижал к себе, вжимая худое плечо в в собственные рёбра, до боли, не обращая на неё внимания. Уткнулся лбом в покрытый испариной висок и почти беззвучно, но совершенно уверенный в том, что Германн его услышит, прошептал на языке, которого не помнил:

- Ich halte dich**.

**Удержи меня, держи меня (нем.)
***Я держу тебя (нем.)

~*~

- Ты отвратительно говоришь по-немецки.
- У меня не было практики лет тридцать.
- Теперь будет.
- Я уже чувствую, что влип.
- Не то слово.
- Знаешь, мне кажется, что ты тоже.
- Что – тоже?
- Влип.

@темы: Доктор, меня вылечат?, псевдопсихиатрия, засвунился сам - засвуни товарища, Pacific in my soul, fanfiction

---

Поскольку все уже и так знают, что волк сошёл с ума, волк жрёт траву я после долгих лет верности двум (ладно, двум с половиной) фандомам внезапно улетела в совершенно свежий, но зато нырнула туда с головой, не могу не выплеснуть любовь к дивному артеру, которого я помню ещё с зимы, с команды WTF-Equilibrium. Это  Что за Покемон?!!.

А теперь выяснилось, что этот же чудесный человек утонул и в "Pacific Rim", он же "Тихоокеанский рубеж".
Вот так.



Или вот так.

Или вовсе так.

10.08.2013 в 03:00

Пишет  Что за Покемон?!!:

арт)
в преддверии получения текста на обмен на арт от прекрасной  Amnezyna он пишется, да *_* выкладываю 1-ю часть(уже "пропаленную" перед автором, так что можно Х) мини-комикса (стрипа) по докторам))
в ней все равно нет ничего спойлерного)))

В общем, вы поняли, что это был пост любви И да, чуть не забыла: I regret nothing.

@темы: услада для глаз, засвунился сам - засвуни товарища, Pacific in my soul

---

Горман головного мозга

Здравствуйте, меня зовут Аза, и у меня серьёзный Горман головного мозга вот уже пару лет. После просмотра фильма "Тихоокеанский рубеж" заболевание обострилось и перешло в стадию, не имеющую клинического описания. Возможно, чуть позже мне удастся составить небольшое автосвидетельство о болезни, чтобы другим страдающим было проще ориентироваться в этом недружелюбном мире, а пока я просто пытаюсь хоть куда-то выплеснуть любовь, которой во мне опять стало слишком много.

Сто лет не писала ничего на фесты, и не собиралась начинать.
Но.
Фест по Pacific Rim.
Доктор Ньют Гайзлер и доктор Германн Готтлиб.


© Kanapy

Вы меня понимаете?
Если да - то вот.

Название: Парамнезия
Автор: Amnezyna
Фандом: Pacific Rim (Тихоокеанский рубеж)
Категория: джен
Герои: Германн Готтлиб (/) Ньют Гайзлер
Рейтинг: PG-13
Жанр: псевдопсихиатрия
Размер: драббл/мини ~750 слов
Саммари: Что дал им дрифт.
Размещение: Со ссылкой на автора и уведомлением, куда уносите.
Дисклеймер: Всё не моё, все не мои, ничего не извлекаю, кроме лекарств для разломленной психики.
Примечание: Слэш в скобках - не ошибка, а факт, что каждый может увидеть то, что ему ближе.
Написано на заявку Pacific Rim fest 1.19. Ньют/Герман. Что дал им дрифт.

Парамнезия - ошибочное, ложное, превратное воспоминание

Тяжелее всего было с детскими воспоминаниями. Там, где память уже начинала потихоньку стирать фон, заволакивать серым, оставляя мелкие, врезавшиеся в память острыми осколками детали, чувствовалось что-то иное. Осколки были прежними, но туман, окутывающий их, стал другим. Неправильным. Чужим.

Он ел сахарную вату. Розовую, липнущую к пальцам, к губам, к носу, к очкам. Весь мир превратился в сладкое и липкое, а сестра смеялась над ним. Сестра? У него нет сестры. И никогда не было. Фигура девочки, и без того неявная, словно нарисованная акварелью по мокрой бумаге, дрожит и расплывается, но на её месте не появляется ничего.

В такие моменты Ньют вспоминал первое правило входящих в дрифт пилотов – "не фиксируйся". Он перебирал неизменные, знакомые картинки – постер над кроватью в общежитии, второй поцелуй с Эшли, брелок ключей от купленной на собственные деньги машины, первая встреча с маршалом, знакомство с Германном – якоря, надёжно выдёргивавшие из зыбкого морока в его собственную действительность.

~*~

Это произошло по-дурацки, как и всё в его жизни: Ньют зацепился за один из своих кабелей и растянулся на полу в полный рост.

- Так вам и надо, профессор Гайзлер, от вашего халатного отношения к науке просто обязан был пострадать хоть кто-нибудь! – Ньют уже привык к этому бесцветному, тихому, с нарочито старческими интонациями голосу. И перестал удивляться тому, что он звучит только в его голове.

Он попытался подняться, но правую ногу пронзила резкая боль. Только бы не перелом. Но даже если и перелом, ничего, ему есть, у кого одолжить трость. Хотя зачем одалживать, он же не расстаётся с тростью с десяти лет.

Ньют прижал запястья к пылающим вискам.

Это была его мысль. Не произнесённая чужим голосом, то есть не чужим уже, голосом Германна, своим, привычным, его родным внутренним голосом. Это была его собственная мысль.

Он судорожно огляделся, взгляд зацепился за колбу с препаратом из мозга кайдзю, перескочил на фрагмент позвонка, лежавший на соседнем столике. Вытянул перед собой обе руки – распахнутая пасть кайдзю, того, которого он нарисовал на себе первым, в шестнадцать, когда понял, что восхищается этими монстрами. Да, ему было шестнадцать, он копил на полноцветную татуировку три месяца, потом носил рубашку с длинными рукавами, чтобы родители не увидели, потом хвастался ею в колледже, потом его поколотили братья Рейс, у которых половина семьи погибла в уничтоженном кайдзю Майами. Вторая татуировка, на правой руке, он сделал её через год, когда поступил в колледж, чтобы быть ближе к своим любимым цифрам. Третья татуировка, рядом с первой, после первой удачно сданной сессии, а потом ещё одна, после публикации в журнале. Нет. Не в журнале. Не в журнале. Нет!

Германн уронил трость, падая на колени рядом с Ньютом, и обхватил его лицо обеими ладонями. Ньют раскачивался, как в трансе, глядя перед собой невидящими глазами, бормоча что-то, Германн смог разобрать только "не в журнале, не в журнале, нет, нет, не…".

- Смотри на меня! Доктор Гайзлер! Ньютон! Ньют!

Ньют продолжал качаться взад и вперёд, не делая попыток сбросить руки Германна, никак не реагируя на его присутствие.

- Что ты опять с собой сделал, Ньют? – тихо спросил Германн. – Что ты с собой сделал?

Он обнял Ньюта за плечи, привлёк к себе и, повинуясь какому-то необъяснимому инстинкту, прижался губами к пылающему лбу, как всегда делала мама, когда он был болен. Нет, не мама. Кто-то другой.

Ньют моргнул и схватился за руку Германна, крепко, до боли, как будто тот тащил его из пропасти. В глазах - страх человека, ещё не смирившегося с неизбежностью падения.

- Гер… - он судорожно облизнул губы. – Третья… журнал…

Горячие ладони сжались на костлявом запястье ещё сильнее.

Германн наклонился к нему, их лбы соприкоснулись – ледяной и пылающий.

- Проект, Ньют. Не статья, проект.

По телу Ньюта прошла судорога, он зажмурился, выгнулся и болезненно вскрикнул. Через мгновение он открыл глаза. Совершенно осмысленные, обычные глаза, чуточку безумные, но это было правильное безумие. Потянулся, поморщился, ойкнул. Готтлиб рефлекторно прижал его к себе левой рукой.

- Нога, Германн. Кажется, я сломал ногу. Об кабель.

- Это должно было случиться, при твоём халатном отношении к порядку.

- Чёртов зануда.

- Безалаберный раздолбай.

- Германн?

- М?

- Если ты опустишь меня на пол, я обещаю не ломать вторую ногу. По крайней мере, сейчас.

- Я уже боюсь оставлять тебя одного, - Готтлиб потянулся свободной рукой к коммуникатору и нажал, наконец, кнопку вызова медиков.

- Ньют?

- М?

- Последняя фигурка в коллекции супергероев?

- Капитан Америка. Так и не попался. Герм, ты точно не хочешь встать?

- Тебя пока лучше не двигать. Перелом.

- Ладно.

Ньют закрывает глаза, и ему кажется, что он слышит мотив старой, знакомой с детства колыбельной. Он не разбирает слов, он даже не разбирает языка – английский? немецкий? - но ему очень уютно, спокойно и совершенно всё равно.

@темы: Доктор, меня вылечат?, услада для глаз, без вина и домина, псевдопсихиатрия, засвунился сам - засвуни товарища, Pacific in my soul, fanfiction

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

В третий раз закинул он невод

Вместо того, чтобы ныть, я вдруг опять озадачу мою могучую френдленту флэшмобом, сделав вид, что прошлый я уже закрыла, хотя от него мне ещё два дня оставалось. Не помните, какой прошлый флэшмоб? Отлично, потом сюрприз будет.

Подхватила у  Regis, и звучит формулировка слишком симпатично и в моём любимом духе, чтоб я спокойно прошла мимо.
Итак.

What ship do you think I’m the child of? (Дитятей какой пары персонажей я могу являться?)
Можно нужно кроссоверы.

Самые интересные пары я потом здесь картинками снабжу, это ж тоже моё любимое развлечение - Deviant.Art и капсохранилища потрошить.

@темы: альтернативная здравому смыслу мифология, фандомные игрища

---

"Взлёт Икара", фик с БИ-3

Я с оттормаживанием выкладываю текст и в дневник, для порядка. И, вы будете смеяться, на главсоо тоже. Я решилась, угу.
И в эпиграфе не могу не поблагодарить ещё раз Curly_Sue, без которой он вообще не получился бы, и Staisy_ - за бетинг и просто по совокупности факторов.
Вот теперь БИ для меня точно закончилась. Всем спасибо.

привет обзорам

[L]Amnezyna[/L] выкладывает <a href="http://amnezyna.diary.ru/p189242321.htm">в дневнике</a> и <a href="http://sherlockbbc.diary.ru/p189242565.htm">на главсоо</a> фик с БИ-3 "Взлёт Икара" (детектив, киберпанк, AU, PG-13, Джон Уотсон, Шерлок Холмс, Майкрофт Холмс)

Название: Взлёт Икара
Автор: Amnezyna
Беты: Curly_Sue и Staisy_
Гамма: Ural Lynx
Категория: джен
Герои: Джон Уотсон, Шерлок Холмс, Майкрофт Холмс
Рейтинг: PG-13
Жанр: детектив, киберпанк
Размер: миди
Саммари: Меня зовут Джон Уотсон, я бывший военный врач и технофоб.
Размещение: Со ссылкой на автора и уведомлением, куда уносите.
Дисклеймер: Мы пешки. Мы не хотим ни на что претендовать, мы хотим есть.
Предупреждение: АУ,

спойлер

частичный ретеллинг "Этюда в розовых тонах"
Примечание: Фик написан для «Большой Игры-3» по Шерлоку Холмсу» на Slash World форуме. Тема задания: ««Шахматный этюд». Современный Холмс, кейс.

Скачать фик с АОЗ можно по ссылке


Меня зовут Джон Уотсон. Я хирург. Я веду дневник, чтобы не разучиться писать и не разучиться думать. Возможно, мне стоит записывать сюда сюжеты моих кошмаров, чтобы они отпустили меня. Но сон разума, рождающий чудовищ, не так страшен, как бодрствование разума, конструирующее их.

Джон захлопнул старомодную книжку в тканевом переплёте и заткнул ручку за корешок. Неловко вскинул руку, чтобы посмотреть на часы — он упорно носил их на левой, отказывающей руке. Пора было идти на ежедневную часовую прогулку, чтобы хоть как-то привыкнуть к новому поведению своей ноги, приучить мозг к изменившимся сигналам. Боль Джон терпел с равнодушием человека, привыкшего не обращать внимания на мелкие бытовые неудобства. Невозможность контролировать собственное тело — вот что выводило его из себя. И вот что привело его в самое унизительное для военного положение — положение списанного. Винтик государственной машины, треснувший, но по какой-то непонятной причине отложенный на замасленную тряпку, вместо того, чтобы отправиться напрямую в утиль. Как будто металл способен заживлять трещины.

Джон сжал зубы и оперся на трость, пытаясь встать. На этот раз у него получилось сделать это с первого раза, но стона он удержать не смог. Чем быстрее он научится преодолевать себя, тем быстрее… Тем быстрее — что? Джон вытер лоб рукой, словно стирая ненужные мысли, и направился к двери.

Зимний Лондон был непривычно тёплым, Джону даже пришлось расстегнуть куртку. Сколько лет прошло с момента, когда он в последний раз гулял в это время? Четыре года? Пять? Кажется, управление погодой шагнуло за это время далеко вперёд. Раньше умели только вызывать дождь или, наоборот, разгонять тучи.

Ветер вдруг стал горячим, обжигающим, колючим, ввинчиваясь в глотку вместе с песком. Джон закашлялся от неожиданности. Да, там в управление погодой верилось с трудом. Хотя там с трудом верилось даже в существование Лондона, быстрого и неспешного одновременно, заполненного снующими людьми. Одинаковыми, безликими, выточенными по последнему модному лекалу. Джон вновь почувствовал свою ужасающую, старомодную телесность. Быть хромым в этом городе было ещё неуютнее, чем сидеть в кабинете психотерапевта. По крайней мере, взгляд психотерапевта всегда оставался профессионально сочувствующим. Здесь же, посреди улицы, взгляды окружающих скользили по Джону, как масло по стеклу — быстро скатываясь, но оставляя после себя неприятный грязный след. Джон с вызовом выпрямил спину и поднял руку, подзывая кэб.

Кэб вынырнул из блестящего потока машин и бесшумно притормозил рядом. Дверца открылась, Джон неловко забрался на сиденье. И вздрогнул от раздавшегося над ухом женского голоса:

— Рады приветствовать вас в салоне «Лондон Автоматик Кэбс». Назовите пункт вашего назначения.

— Сент-Джеймс парк.

— Расчётное время прибытия — тринадцать минут сорок секунд, — с той же интонацией сообщил голос. — Будьте любезны, вставьте вашу карту в слот справа от вас. Вы можете подключить ваш коммуникатор или визор к внутренней сети. Благодарим за использование нашего такси. Приятной поездки.

Джон откинулся на сиденье. Всю неделю до этого ему везло — попадались таксисты-люди. В полностью автоматизированном кэбе он оказался впервые и чувствовал себя едва ли не хуже, чем на улице. Электроника. Везде проклятая электроника. Но к этому придётся привыкнуть, если он хочет, чтобы его жизнь стала похожа на настоящую.
Кэб остановился в нескольких шагах от монумента герцогу Йоркскому. Дверца плавно отъехала в сторону под ставший уже ненавистным Джону доброжелательно-бесстрастный голос: «Мы прибыли в пункт назначения. Благодарим…». Раздражение придало Джону сил, и он едва не выкатился на асфальт, так и не дослушав очередной моток механических благодарностей.

Джон не знал, что подтолкнуло его назвать именно Сент-Джеймс чёртовой жестянке. Медленно ковыляя вдоль ограды, он заметил дежурную машину «скорой помощи» и троих парамедиков. Людей. От вида знакомой формы ему стало чуть легче, и он даже ускорил шаг.

Он купил в автомате стакан кофе, автомат был старого образца, с табло и кнопками, так что он не сопровождал действия Джона дурацкими комментариями, и Джон вытащил картонный стакан, испытывая к нему чуть ли не благодарность. Он прошёл ещё несколько десятков ярдов и присел на скамейку. На толстых переваливающихся уток Джону смотреть не хотелось, слишком очевидные параллели подсовывало сознание. Он глядел, как рассыпается брызгами в неярком свете зимнего солнца струя фонтана, тянул кофе и старался ни о чём не думать.

Мимо прошёл мужчина, чуть старше него, в одежде, которая была в моде лет пятнадцать назад: высоко обрезанный рукав пиджака и рубашки обнажал нарочито механический протез левой руки. Судя по его виду, хозяин получил его ещё до пресловутого «Закона об умышленном членовредительстве», но хищно блестевший хромированными деталями протез просто-таки кричал о приверженности его носителя к андроматонам, «людям-машинам». Джон прекрасно помнил те дни, когда он как раз поступил реджистраром к доктору Джону Фитцпатрику. Тогда правительство включило право на бионическое протезирование в перечень прав каждого гражданина Соединённого Королевства. И каким валом повалили в хирургические отделения молодые люди с отрубленными руками и ногами и даже выколотыми глазами, спешившие заменить как можно больше частей своего тела на механические придатки. Они мнили себя новыми людьми, более сильными, более выносливыми, чем обычные люди, которых они презрительно называли «мясом». Как быстро расставила всё на свои места война, начавшаяся в Ираке, когда неведомый вирус начал выводить из строя все сложные кибербионические детали. Пока учёные искали методы борьбы с повстанцами, война свелась к методам, о которых Джон до этого только читал в учебниках по истории. Переговоры знаками, допотопные рации, ножи и автоматы. И хирургия, которая лишена здесь доброй половины благ, принесённых последним полувеком.

Он встряхнул головой и несколько раз сжал пальцы в кулак. Мужчина уже давно скрылся за поворотом, а перед мысленным взором Джона вновь возникли наполненные страхом, болью и отчаянием глаза девочки, которой он накладывал жгуты на культи обеих отрубленных рук. Кажется, как раз тогда он и решил отправиться в одно из немногих мест, где мог пригодиться хирург, умеющий делать что-то без оглядки на десяток аппаратов и возвращающий людей к жизни, не отбрасывая части их тел в утиль, потому что они немного потеряли в целостности и функциональности.

По дорожке, ведя за собой на антиграве серебристый кубик аккумулятора, шёл мальчик-чарджер. Видимо, Джон смотрел на него слишком долго, потому что мальчик улыбнулся и свернул было к нему. Джон отрицательно покачал головой и показал большим пальцем вдоль дорожки. Улыбка на лице мальчишки погасла, в будний день в парке было слишком мало народу, желающего подзарядить что-нибудь на ходу.
В небе на фоне облаков медленно таяли буквы рекламы, уступая место небесной синеве. Через почти потерявший очертания апельсин, призывавший пить сок из выращенных заботливыми человеческими руками фруктов, пролетела пара голубей.

— Джон? Джон Уотсон?

Он тряхнул головой, пытаясь отделаться от галлюцинации.

— Джон, это я, Майк Стэмфорд! Мы вместе учились в Бартсе, неужели не помнишь?

— Майк, — безучастно ответил Джон, но вовремя спохватился. — Да, конечно. Майк. Привет, Майк.

Он потянулся за тростью, чтобы подать руку, как положено, но Майк, перехватив взглядом его движение, плюхнулся на скамейку рядом. В руках у него был такой же кофейный стаканчик. Майк моргнул, и Джон увидел, что тот опустил правую руку в карман, в котором угадывались очертания клавиатуры. У Джона засосало под ложечкой.

— Слышал, ты пули ловил где-то заграницей. Так что случилось-то? — сказал Майк через несколько секунд.

— Одну поймал, — пожал плечами Джон и отпил ещё кофе. Странно, неужели в Сети теперь можно найти даже такие данные.

Разговор не клеился. Джон искоса поглядывал на Майка, тот, судя по чуть отрешённому взгляду, просматривал что-то через визор. В том, что это были не обычные очки, Джон уже не сомневался.

— Ты всё ещё в Бартсе? — поинтересовался он, когда пауза в разговоре стала почти неприличной.

— О да. Преподаю. Юные дарования, мы были такими же. Ненавижу их.

Джон даже не улыбнулся. Больше всего ему хотелось схватить Стэмфорда за грудки, сорвать с него визоры и заорать: «Нет! Мы не были такими! Мы были людьми, а не придатками к грёбаным имплантам и кибермашинам!». Но смысла в этом не было, и Джон молчал.

— А как насчёт тебя? Задержишься в городе, пока не приведёшь себя в порядок? — Стэмфорд кивнул на трость Джона.

— Разве я могу позволить себе жить в Лондоне на армейскую пенсию?

— Может, тебе стоит подумать о том, чтобы снять с кем-нибудь квартиру? — лицо Стэмфорда буквально излучало участие.

— Кто захочет снимать со мной квартиру? — Джон не договорил.

Добродушный смех Стэмфорда вдруг смолк.
— Ты уже второй, кто говорит мне это сегодня.

— Кто же первый? — вопрос вырвался у Джона даже раньше, чем он успел как следует его сформулировать.

***

Родные стены Бартса почти не изменились за годы, что Джон провёл вдали от них. Но на этом сходство и заканчивалось. Внутри прибавилось замков и убавилось людей, хотя, возможно, насчёт людей Джон ошибался. Сейчас их было много везде. Они с Майком поднялись на второй этаж, Джон против воли крутил головой, восстанавливая в памяти коридоры, в которых провёл без малого семь лет жизни. Они шли в лабораторию.
Когда Джон учился, лаборатория была заставлена приборами всех мастей и калибров, так, что часто невозможно было определить, сколько человек одновременно находится в комнате. Сейчас лаборатория выглядела пустой и осиротевшей — только несколько многоуровневых анализаторов по стенам, а на столе… Пробирки? Микроскоп? Джон удивлённо моргнул.

Молодой человек с копной тёмных волос мельком взглянул на Джона и вернулся к предметному стеклу в своих руках.

— Это мой старый друг, Джон Уотсон.

— Афганистан или Ирак?

— Что?

На молодом человеке не было визоров, хотя подозрительно светлые глаза наводили на мысль о более тонких технологиях.

— Афганистан, — раздражённо ответил Джон.

— Как вы относитесь к скрипке?

— К чему, простите?

— Я играю, когда думаю. Вас это устраивает? Потенциальные соседи по квартире должны получше узнать друг друга.

Джон бросил взгляд на Майка.

— Ты ему написал обо мне?

— Ни слова, — Майк снова улыбнулся.

— Я сам сказал. Утром я обмолвился о соседе, и вот после ланча он является ко мне со старым другом, который вышел на пенсию после военной службы в Афганистане. И не смотрите так мне в глаза, они не кибербионические.

Джон пригляделся и увидел на радужке своего собеседника коричневые точки. Да, вряд ли кто-нибудь пожелал бы поставить себе такие.

— Тогда я не понимаю…

— Я присмотрел отличное местечко в центре. Встретимся там завтра в семь, если вам удобно. А пока извините, у меня дела.

— Стоп. Мы только встретились и уже идём смотреть квартиру? Но мы ничего не знаем друг о друге. Я не знаю даже вашего имени.

— Ну почему же. Я знаю, что вы — военный хирург, недавно были ранены, у вас стоит бионический протез в ноге и заменён плечевой сустав. Вы — классический хирург, а две страны, где сейчас идут бои с участием солдат, которым может пригодиться классический хирург — это Афганистан и Ирак. К тому же, вы уникальны в своём роде — классик, обращающийся с бионикой. Это интересно.

— Но как вы догадались?..

— Микроожоги на ваших руках. Они остаются, если соприкасаться с бионическими деталями во время операции, не используя чиповую связь. Вы позволите ваш коммуникатор?

— Откуда вы знаете, что у меня есть коммуникатор?

— Классический хирург, в котором не стоит ни единой бионической части, кроме двух вставленных по контракту протезов, с которыми он до сих пор не научился работать, вживит себе коммуникационный чип? Не смешите меня. Дайте коммуникатор.
Джон машинально протянул коммуникатор. Его собеседник производил впечатление абсолютно современного британца: худой, быстрый, стремительно проговаривающий слова. Если бы Джону вдруг понадобилось представить себе персонификацию Лондона, то она была бы именно такой — высокой, стройной, порывистой. Со светлыми глазами цвета тумана, который, к счастью, пока не разучились разгонять окончательно.

Тем временем молодой человек вернул ему коммуникатор назад.

— Моё имя — Шерлок Холмс. Адрес — 221-бис, Бейкер-стрит. Пока!

Дверь лаборатории захлопнулась за его потенциальным соседом, а Джон остался с коммуникатором в руке, пытаясь понять, почему Шерлок Холмс вызвал у него такое странное ощущение.

***

К дверям дома 221-бис они подошли практически одновременно.

— Здравствуйте, мистер Холмс.

— О, просто Шерлок.

— Боюсь, здесь будет дороговато.

— Ничего подобного. Миссис Хадсон, владелица дома, делает мне большую скидку. Услуга за услугу. Некоторое время назад её мужа во Флориде должны были казнить. Я смог вмешаться.

— Вы спасли его?

— Напротив. Подтвердил его виновность.

Прежде, чем Джон успел нарисовать себе современную Гертруду, дверь открылась, и на пороге появилась миловидная пожилая женщина, мигом повисшая у Шерлока на шее.

***

— Вам нравится, доктор Уотсон? — поинтересовалась возникшая будто ниоткуда миссис Хадсон.

— Здесь очень мило.

— Если вам вдруг нужна спальня с двумя зарядками…

— Мне не нужна зарядка, миссис Хадсон.

— О, — женщина чуть смутилась. — Ну что вы, это совершенно нормально.

Шерлок метался по комнате, перекладывая вещи с места на место.

— Череп? — взгляд Джона задержался на отполированной до блеска поверхности.

— Мой друг.

Джон прищурился. Передатчик? Может, накопитель информации? Оригинальное зарядное устройство?

— Джон, это всего лишь череп, — Шерлок улыбался чуть снисходительно. — Обычная человеческая кость.

— Знаете, я вчера поискал в Сети информацию о вас.

— Вы преодолели свою нелюбовь к технике ради меня? — Шерлок повернулся к Джону, взгляд его стал заинтересованным.

— Как… Чёрт, это уже входит в привычку. Вы действительно можете определить водителя по его пальцам? Не анализируя это никаким образом?

— Ни в моём мозгу, ни в моих глазах, ни в моих пальцах нет ничего встроенного. Я оперирую исключительно силой моего интеллекта. И опережаю в этом тех, кто перестроил себя под нужды современного мира. За это меня и ценят, Джон. Я — лучший.

Джон усмехнулся. Губы Шерлока саркастически изогнулись.

— Ваш брат злоупотребляет алкоголем или наркотиками, недавно развёлся с женой, он — единственный ваш близкий родственник, но всё же вы с ним довольно далеки друг от друга. Он не одобряет вашу службу в войсках, но чувствует вину перед вами.

Джон вскочил.

— Это переходит всякие границы.

— Ваш коммуникатор, Джон. Эти выводы я сделал ещё вчера, просто не счёл нужным делиться ими с вами.

— Я вам не верю!

— Хорошо, — Шерлок оперся о стол. — Коммуникатором пользуется человек, у которого не встроен чип. Чипы не встраивают людям с изменениями физиологии, чаще всего — алкоголикам и наркоманам, что подтверждают царапины на зарядке — следствие нескорректированного нарушения координации движений. Коммуникатор последней модели — значит, он любит технические новинки, чего не скажешь о вас, явном технофобе, да, по вам это заметно, и я удивляюсь, что ваш психотерапевт до сих пор не обратил на это внимания, это очевидно. Значит, вы с братом конфликтовали на этой почве. Наконец, на корпусе гравировка — «Гарри с любовью», её могла сделать только жена или любовница, скорее жена. Вещь памятная, но её отдали вам — следовательно, они разошлись, и он пытался избавиться от предметов, напоминающих о семейной жизни. Вы не живёте с братом, хотя он сейчас один и был бы рад компании, то есть ваш конфликт не исчерпывается отношением к технике. Он чувствует по этому поводу вину, поэтому он отдал вам средство связи с ним. Как видите, всё предельно просто.

— Потрясающе, — пробормотал Джон, опускаясь в кресло.

— Способна ли сеть на такой анализ? — Шерлок насмешливо прищурился, и Джон понял, что невольно поддаётся обаянию этого человека, хотя, казалось бы, обаятельным его назвать было очень сложно. Наверное, из-за этого обаяния он и решил не поправлять догадку своего нового соседа и не уточнять, что он ошибся с полом ближайшего родственника Джона.

На лестнице послышались шаги, и в дверях появился немолодой человек – полуседой, в немодном тёмном плаще. Шерлок развернулся к нему.

— Где?

— Брикстон, Лористон Гарденс.

— Отлично. Что на этот раз?

— Формально — самоубийство, но у нас есть основания считать это убийством.

— Не в полицейской машине. Я скоро буду.

Мужчина исчез, а Шерлок сощурился, глядя на Джона.

— Вы хирург-классик. Военный хирург-классик. Видели раны. Множество ран.

— О да.

— Бывали в переделках.

— Разумеется. Даже слишком часто.

— Не желаете поучаствовать ещё в одной?

— Господи, да!

***

Шерлок наклонился над распростёртой на полу фигурой. Обычный человек, среднего роста, насколько мог судить Джон, руки вытянуты вперёд, а рядом с левой ладонью стоит маленькая шахматная фигурка. Белая ладья. И глубокие прорези в мраморе пола, складывающиеся в надпись Raxe.

— Рэйкс. Теперь мы знаем, как зовут нашего убийцу, — раздалось из-за спины Шерлока.

— Андерсон, то, что тебе вшит казённый анализатор, не означает, что с ним тебе вмонтировали умение использовать его по назначению, — Шерлок захлопнул дверь прямо перед носом у полицейского эксперта. — Пустая трата средств, Лестрейд, пока Ярд будет вкладывать деньги в то, чтобы совершенствовать таких бездарей.

— Шерлок, прости, что отвлекаю…

— Послание оставил убийца, это очевидно. Ногтями жертва этого сделать не могла. Кругом нет ни единого предмета, которым она могла процарапать хоть что-то на мраморе, да ещё оставить следы такой глубины. Какой силой должен был обладать этот человек?

— Это всё?

— Убитый — натурал…

— Шерлок, как ты можешь это утверждать?

— Посмотрите на его уши. Такие следы остаются от наушников. Кто в наше время носит наушники? Значит, у него нет чипа. Возможно, есть бионика во внутренних органах, но в остальном он явно натурал. Я даже могу не заглядывать ему в карманы, визора там не будет, — Шерлок почти ласкающими движениями прошёлся по одежде покойника, по рукам, осторожно отвернул воротник. — Биржевой консультант в крупной фирме, но сюда приехал на несколько дней не по работе из Ливерпуля. Не к любовнице и не для развлечений.

В этот момент он оторвался от своего коммуникатора, в который сосредоточенно смотрел на протяжении всего монолога, хлопнул себя по лбу, упал на колени рядом с надписью и почти коснулся носом пола.

— Господи, я идиот. Наш покойный — шахматист. Так же, как и убийца, оставивший нам это послание, но не успевший дописать его до конца. Это не «Рэйкс», как утверждает Андерсон. Ваши программы всё-таки удивительно топорно работают. Это «Ra1 x e» — ладья ставит мат этим ходом.

Шерлок обернулся к Джону.

— Доктор Уотсон, ваше мнение?

— Но зачем?

— Мне нужно ваше экспертное мнение. Как давно, по-вашему, он умер?

Джон наклонился над телом.

— Судя по температуре, он мёртв не более четырёх часов. И это всё, что я могу сказать. Пожалуй, ещё то, что у него был авитаминоз и проблемы с печенью. Хотя погодите. Могу ошибаться, но я бы сказал, что имело место воздействие электрическим током.

Шерлок ещё раз опустился рядом с телом, схватил его за ладонь правой рукой, а левой достал из кармана — Джон едва не поперхнулся — лупу. Не электронный прибор, а самую настоящую стеклянную лупу. В последний раз Джон видел, чтобы люди пользовались такими лупами, лет тридцать назад, когда они с друзьями играли в пиратов. Шерлок был до странного привязан к старине.

— След входа. Лестрейд, он погиб от удара током.

— Но шокеры запрещены в городах, — удивлённо сказал Джон.

— Ими вооружены полицейские отряды, — медленно ответил Лестрейд, — категории Т. С правом на уничтожение.

— Шокеры-импланты, — машинально добавил Джон.

Лестрейд помрачнел.

— Я проверю.

— Нет нужды, — Шерлок поднялся с колен. — Убийца — военный, причём состоящий на службе, а не отставник. Я бы сказал, что это дезертир, но меня смущает его рост.

— Шерлок, ради всех святых…

— Следы на входе не могла оставить ни одна из известных мне моделей портативного шокера, бионические начали вживлять около года назад, и эта технология пока не вышла за пределы военных разработок. Убийца написал послание на мраморе, что указывает на искусственное усиление мышечной силы. Следы на полу — если вы приглядитесь, принадлежат человеку, едва превышающему в росте пять футов семь-восемь дюймов. Это на четыре дюйма ниже стандарта. И, наконец, вы не знаете, кто здесь был. Это значит, что он каким-то образом заблокировал свой чип, что указывает нам на дезертира.

— Мы ищем солдата-дезертира? — уточнил Лестрейд.

— Очень умного солдата-дезертира, — улыбнулся Шерлок. — Который ценит шахматы. Очень, очень интересно. Я должен подумать, инспектор.

Голова у Джона шла кругом. Дезертир-киборг, зачем-то записывающий около тела шахматные ходы. Это напоминало дешёвый фантастический триллер, но проблема Джона была в том, что он слишком хорошо ощущал реальность происходящего. Он покрепче перехватил трость и последовал за Шерлоком.

***

Утром Джон отправился в ванную, не спросив у Шерлока, не собирается ли он ею воспользоваться. В ванной всё было словно специально подобрано для того, чтобы Джон почувствовал себя уютно. Дома. Примерив это слово к молочного цвета кафельной плитке и стилизованным латунным ручкам, открывающим воду, Джон понял, что оно вполне ко всему подходит. Он с наслаждением выкрутил оба крана, едва не ошпарившись. Мало кто осознаёт, какое это счастье, иметь возможность обвариться горячей водой и заморозить себя ледяной, а не стоять под потоком с «оптимально рассчитанной температурой». Самому выбирать, полагаясь только на собственные руки — он уже почти забыл, каково это, после полутора месяцев в маленькой меблированной комнатке с автоматизированным обслуживанием. Пробыв несколько минут под душем, он всё-таки услышал сигнал, оповещающий о том, что норма воды, предназначенная для одного человека, почти на исходе, но такая мелочь не смогла испортить приподнятого настроения. Он наскоро вытерся полотенцем и вышел из ванной.

И был вынужден схватиться за стену. Знакомый, слишком знакомый и нездешний, не вписывающийся сюда запах почти физически сбил его с ног. Джон бросился в гостиную.
Шерлок лежал на диване и…

— Шерлок, это же… — Джон вдохнул ещё раз и закашлялся.

— Джон, я не поверю, что ты собираешься читать мне нотации.

— Но ведь это запрещено!

— Тебя настолько волнуют запреты? — Шерлок затянулся и выпустил в потолок струю табачного дыма. — Никотин стимулирует мой мыслительный процесс. А атрибутика, сопровождающая курение, помогает мне сосредоточиться. Механические действия, знаешь ли.

Джон опустился в кресло. Курение было официально запрещено ещё до его отъезда, как потенциальная угроза для людей, высоко чувствительных к запахам, желающим были предоставлены терапевтически малые дозы никотина в электронных сигаретах. Но вот табак был приравнен к наркотикам. Его сосед — наркоман, причём гордящийся этим. Джон посмотрел на Шерлока с почти священным ужасом. А тот продолжал рассуждать.

— У тебя нет реакции на никотин, иначе ты не смог бы служить в Афганистане, я знаю, что там с этим проще. Насчёт остального не волнуйся, миссис Хадсон не станет свидетельствовать против меня. Уничтожить следы дыма — мелкая техническая задачка, я давно её решил, — Шерлок смерил Джона внимательным взглядом. — Ты хочешь о чём-то спросить? Я всё равно отвлёкся, так что готов ответить на любой вопрос.

— Зачем это тебе? — спросил Джон неожиданно для себя самого. Потому что больше всего его сейчас волновал другой вопрос — «Кто ты такой, Шерлок Холмс?».

— Ты об этом, — Шерлок взмахнул в воздухе недокуренной сигаретой и снова затянулся, — или о чём-то другом?

— И об этом. И о другом. Тебя вызывает к телу полиция, у тебя в кармане лупа, ты выдаёшь заключения так, как будто оснащён всеми изобретёнными анализаторами, но утверждаешь, что в тебе не стоит ни одного, — Джон выпалил это одним духом. — Зачем? И почему?

Шерлок затушил сигарету, небрежным движением захлопнул крышку утилизатора, служившего ему пепельницей, и резко сел.

— Мозг, Джон. Человеческий мозг — идеальный инструмент, если уметь им пользоваться. Это самый совершенный инструмент в мире. Анализаторы, чипы, визоры — эрзацы, забирающие у человека единственное по-настоящему стоящее дело в жизни — думать и делать выводы.

— Но ведь ты тоже не можешь обойтись без помощи приборов.

— Моментальные результаты, Джон, это шоры. Информация, которую выбрасывает на визор по первому запросу, действие, которое производит чип ещё до того, как ты отдашь ему приказ — для этого не надо подключать ресурсы мозга. Человечество безоговорочно верит тому, что подсовывают ему машины. Оно забывает о том, что машины — творение человеческого интеллекта, и как бы мы их ни совершенствовали, гибкости мышления их обучить невозможно. Они не могут выйти из плоскости проблемы. Они не могут определить род занятий человека по состоянию его одежды. Не могут связать манеру человека браться за коммуникатор и его пристрастия. Это может сделать только тот, кто умеет думать. Я — умею. Поэтому полиция, разучившаяся это делать, приходит ко мне, когда их приборы выдают данные, которые они не в состоянии проанализировать.

— А как полиция относится к твоему, — Джон запнулся, подбирая слово, — увлечению стариной?

— Лестрейд делает вид, что не замечает. Иногда, правда, устраивает у меня обыски, но сделать всё равно ничего не может. Я им слишком нужен, — Шерлок широко улыбнулся. — Дай мне коммуникатор.

Джон машинально потянулся за аппаратом, но резко остановился.

— У тебя своего нет?

— Есть, но он в кармане пальто. Ладно, дай мне мой коммуникатор.

Джон открыл было рот, но прикусил губу, дотянулся до пальто Шерлока и запустил в него блеснувшим металлом прямоугольником. Шерлок поймал его правой рукой, тут же начав что-то набирать, левой сунул в рот невесть откуда взявшуюся сигарету, откинулся на подушки и, как показалось Джону, полностью отключился от окружающей реальности.

Манеру Шерлока включаться и выключаться Джон уже усвоил. Это было удивительно: Шерлок походил одновременно на андроида, фокусирующегося на проблеме и отключающего эмоции, и был живым настолько, насколько может быть живым человек в современном мире. Парадокс, сходящийся вокруг него, сбивал с толку, а в его центре, как в оке бури, находился Шерлок. Плюющий на людей человек до мозга костей. Презирающий машины идеально механический мозг. Шерлок завораживал, как обманывающая зрение картинка: если знать, как смотреть, то видишь, что она статична, но стоит отвлечься — и ты попадаешь под гипнотическое действие мнимо вращающихся кругов.

Джон вдруг вспомнил, что ничего не ел с самого утра. Он добрался до холодильника и распахнул его. На него смотрела человеческая голова. Джон спокойно закрыл дверцу и проверил ещё раз. Голова никуда не делась, хотя выяснилось, что открытые глаза Джону всё-таки померещились. Джон захлопнул холодильник и крикнул:

— Шерлок!

Ответа не последовало, и он вернулся в гостиную. Шерлок лежал на диване в той же позе, в которой он застал его полчаса назад, с той лишь разницей, что ладони были сложены под подбородком в молитвенном жесте, а глаза — закрыты.

— Шерлок, — позвал Джон ещё раз, понимая безнадёжность своих попыток. Шерлок был в подобии медитативного транса, которое было Джону знакомо: два парня из его отряда были буддистами. Этим они объясняли своё неприятие вмешательства в работу человеческого тела. А на вопрос, как соответствует их убеждениям пребывание на войне, они обычно переглядывались и отвечали какой-то фразой, не то на санскрите, не то на каком-то другом, столь же понятном окружающим языке. В переводе, говорили они, это означает «поддержание равновесия». Джону это было близко и понятно.

Что-то подсказывало Джону, что интересоваться концептом равновесия у Шерлока было бы бессмысленно, равно как и уточнять, почему единственным условно пригодным для еды предметом в холодильнике является человеческая голова. Пожалуй, сейчас был один из немногих моментов, когда Джон пожалел о старомодности холодильника: агрегат в доме Гарри заказывал продукты самостоятельно, так что даже у несовместимой с понятием «ведение хозяйства» сестры еда не переводилась. Так что Джон молча надел куртку, проверил наличие кошелька и коммуникатора, подхватил трость и вышел из дома.
Когда он дошёл до угла, ему вдруг пришло в голову, что он не знает местонахождения ближайшего супермаркета. На новой квартире он провёл в общей сложности около трёх часов, остальное время он метался вместе с Шерлоком по месту преступления. Времени погулять по окрестностям у него не было, так что он не имел ни малейшего представления о том, в какую сторону ему надо идти.

Джон огляделся. Было около семи вечера, так что можно было попробовать спросить у кого-нибудь из возвращающихся с работы прохожих. Он увидел идущую навстречу девушку лет двадцати — а может, и больше, кто его сейчас разберёт — в коротком серебристом плаще.

Джон окликнул её, но девушка даже не оглянулась, словно Джон был пустым местом. Джон подумал, что она наверняка слушала музыку, а может, чей-нибудь монолог по чиповому коммуникатору. Правая нога вдруг заныла особенно противно. Джон вдруг вспомнил, что может посмотреть наличие поблизости супермаркета по карте в собственном коммуникаторе, так что он отступил к ограде ближайшего дома, оперся о неё, повесил трость на сгиб локтя и принялся за работу. Аппаратик недовольно пискнул, демонстрируя низкий уровень заряда, и Джон чертыхнулся. Однако ему всё-таки хватило ресурсов, чтобы проложить маршрут к круглосуточному магазину. Джон выключил коммуникатор и с преувеличенной бодростью захромал к перекрёстку.

Около него притормозило такси, дверца отъехала в сторону. Джон махнул рукой, мол, проезжайте, но такси с всё так же открытой дверью медленно заскользило рядом.

— Проклятая железка, — вполголоса выругался Джон, — я же сказал, что не нуждаюсь в твоих услугах.
И тут Джон схватился за карман, потому что в нём вибрировал выключенный — как он помнил — коммуникатор. Он вытащил аппарат. На экранчике горели красные буквы «Экстренный вызов». Джон поднёс коммуникатор к уху.

— Доктор Уотсон, будьте любезны, сядьте в автомобиль. Нам нужно поговорить, много времени это не займёт, — голос был человеческим, но Джон не поручился бы за то, что он не был изменён, уж слишком ровными были интонации.

— Кто вы?

— Просто сядьте в машину, доктор Уотсон. Это касается Шерлока Холмса, — тон голоса не изменился ни на йоту.

— Какого чёрта?

— Поверьте, вам не причинят вреда. Садитесь, доктор Уотсон. Это в ваших интересах.
Джон разъярённо нажал клавишу отбоя, забыв, что аппарат и так выключен. Из автомобиля, стоявшего с открытой дверью, вдруг выглянуло миловидное женское лицо.

— Добрый день, доктор Уотсон, садитесь.

Девушка была симпатичная, хотя Джон в последнее время почти в каждой симпатичной девушке подозревал результат работы современной пластической и бионической хирургии. Джон посмотрел на коммуникатор ещё раз, против воли оглянулся на домашнее окно, попутно удивившись тому, что уже зовёт квартиру на втором этаже здания по Бейкер-стрит «домом», и сел в машину. Девушка вежливо улыбнулась ему ещё раз.

— Я Джон, — произнёс он, подавая ей руку для пожатия.
— Антея, — ответила девушка с улыбкой, аккуратно вкладывая ладонь в руку Джона.

— Красивое имя, — заметил Джон.

— Спасибо, — девушка вновь посмотрела перед собой, и её пальцы забегали по планшету, лежащему на коленях.

«Бионичка», — с горечью подумал Джон. — «Даже без очков».

Он взглянул в окно, но с удивлением заметил совсем не городской пейзаж.

— Извините за меры предосторожности, — сказала Антея, — это проекция вашего родного Кейтерема. Надеюсь, вам приятно.

— Что вы ещё обо мне знаете? — зло спросил Джон и осёкся. Они, кем бы они ни были, могут знать о нём практически всё, включая предпочтения в еде, а может, и в сексе тоже. Он никогда не строил иллюзий по поводу недосягаемости баз данных солдат армии Её Королевского Величества.

Автомобиль мягко остановился, проекция на окне потускнела, и стекло сделалось прозрачным. Прежде, чем двери открылись, Джон успел увидеть, что он находится в помещении не то завода, не то склада.

— Мы прибыли, — сообщила Антея, неприятно напомнив Джону обезличенное «Мы прибыли в пункт назначения».

Джон покрепче взялся за трость и вышел из машины. И в этот момент полутьму ангара прорезали два ослепительно ярких луча света, ударивших Джону в лицо. В перекрестье лучей чуть привыкшие к освещению глаза различили высокую тёмную фигуру, небрежно опирающуюся то ли на трость, то ли на зонт. Лёгкость, с которой фигура взмахнула своей опорой и направилась к Джону, показалась ему едва ли не оскорблением. Он подчёркнуто тяжело сделал несколько шагов и остановился неподалёку от машины. Фигура тоже остановилась.

— Я могу подойти поближе, доктор Уотсон, если вам тяжело. Или, быть может, вам подать стул? Я вижу, вы с вашими имплантами так и не нашли общий язык.

— За справкой о состоянии моего здоровья обратитесь к моему лечащему врачу, — в голосе Джона зазвучал металл.

— О, простите, доктор Уотсон, если моя реплика прозвучала оскорбительно. Я лишь хотел поговорить с вами о Шерлоке Холмсе, который вот уже около суток числится вашим соседом по квартире.

— Предпочитаю не вести дел с анонимами.

— Справедливо. Но поверьте, доктор Уотсон, мне пока придётся сохранить инкогнито. Однако меня очень интересуют дела Шерлока Холмса. Скажем так — я очень беспокоюсь о нём.

— Тогда что мешает вам представиться?

— Его отношение ко мне.

— Что мешает мне послать вас подальше?

— Ваше отношение к нему.

Джон прикрыл глаза и сосчитал до пяти. Когда он открыл их вновь, человек уже подошёл к нему практически вплотную, заслонив собой свет прожекторов.

— Моё отношение к Шерлоку Холмсу — не ваше дело.

— Вот тут вы ошибаетесь, доктор Уотсон. Впрочем, не хочу, чтобы у вас создалось впечатление, будто я вас запугиваю.

— Вы не выглядите угрожающе.

Мужчина рассмеялся, смех у него оказался сухой и неприятный, и взмахнул зонтом. Джон смерил взглядом странный аксессуар, явно имитирующий предмет столетней давности. А может, и впрямь старинный, кто его разберёт.

— Ответ истинного солдата. Так вы собираетесь продолжать ваше, назовём это «сотрудничество», с Шерлоком Холмсом?

— Я повторяюсь, но это всё ещё не ваше дело.

— Знаете, жизнь в центре Лондона, — мужчина вытащил из внутреннего кармана пиджака маленькую книжечку, — особенно — в доме на Бейкер-стрит, с его в высшей степени устаревшими коммуникациями, может быть достаточно дорогой.

Приглядевшись к предмету в руках незнакомца, Джон испытал ощущение дежа-вю. Тот держал в руках бумажную записную книжку. Или это была отлично стилизованная копия, Джон видел такие пару раз.

— Я мог бы предложить вам, — продолжал мужчина, — некоторую сумму, которая покроет часть ваших расходов, включая расходы на сеансы терапии, за информацию о Шерлоке Холмсе.

Джон резко выпрямился.

— Зачем?

— Потому что я беспокоюсь о нём. Постоянно.

— Очень мило с вашей стороны.

— Видите ли, доктор Уотсон, я бы предпочёл, чтобы вы не распространялись о нашем маленьком соглашении.

— Мы не заключали соглашения. И не заключим.

— Но я даже не назвал вам сумму.

— Это ни к чему. Я не собираюсь шпионить на вас. И вы прекрасно можете справиться без меня, — Джон почти повернулся к нему спиной.

— Так мало знакомы, и уже такая верность, — ещё один сухой смешок. — Шерлоку Холмсу повезло, что изо всех людей вы выбрали именно его, чтобы довериться. Технофобу чрезвычайно тяжело сейчас в городе, не так ли?

— Мы закончили? — бросил Джон.

— О, это вопрос не ко мне, — губы мужчины сжались в тонкую линию, и углы рта чуть приподнялись в усмешке.

Джон развернулся и захромал прочь от этого человека, прожекторов и становящегося похожим на дурной сон разговора.

— Нет, вы всё-таки останетесь рядом с ним, ваша рука слишком явственно это демонстрирует.

Джону пришлось ещё раз сосчитать до пяти, обернулся он только после этого.

— Какого чёрта?

— Вытяните руку.

Джон не пошевелился, и человек приподнял брови и взглянул на него, как показалось Джону, с насмешкой, но неожиданно добродушной. И Джон вытянул вперёд левую руку.

— Прекрасно. Просто прекрасно, — пробормотал мужчина. — Видите, доктор Уотсон, вы подали мне руку совершенно спокойно. И готов спорить, что вы не почувствовали при этом боли. Перестаньте ходить к вашему терапевту, она до сих пор считает, что у ваших имплантов внутренний конфликт, связанный с воспоминаниями о войне. Вы хорошо прячете ваш недуг, доктор.

— Кто вы, чёрт побери, такой?

— Вам просто стоит принять машину в себе — как прививку для того, чтобы противостоять машинам вовне. Война вновь вокруг вас, доктор, поэтому вам некогда обращать внимание на войну внутри вас. С Шерлоком недостатка в военных действиях не будет, — он чуть наклонился к Джону. — Добро пожаловать, доктор Уотсон.

Мужчина, всё так же легко помахивая нелепым зонтом, пошёл прочь от Джона.

— Не ошибитесь в выборе стороны, доктор, — донеслось до него.

***

Серебристый безликий автомобиль оставил Джона около дома с зелёной дверью. Он даже не успел занести ногу над ступенькой, когда прямо на него выскочил Шерлок.

— Какой идиот в наше время не заряжает коммуникатор? — рявкнул он, залезая к Джону в карман, вытаскивая аппарат и с удивительной сноровкой, почти не глядя, заменяя батарею. — Я послал несколько сообщений. Поехали!

Доктор автоматически поймал брошенный ему коммуникатор и поспешил за Шерлоком, уже остановившим такси. Только сев в машину, Джон понял, что не спросил, куда они направляются.

— Боро Роуд, библиотека, — громко сказал Шерлок, которого, кажется, совершенно не волновало, сидит ли за рулём живой человек, или же его функции выполняет процессор.

— Шерлок… — осторожно начал Джон, судорожно думая, с чего начать, но начинать не пришлось.

— Ещё одно убийство, Джон, и снова шахматная фигура. Но на этот раз он стал гораздо наглее. Подумать только — центр города, библиотека. На вычисление по камерам наблюдения, даже если сопоставить их данные, уйдёт минимум полдня, за это время он успеет скрыться. Если он вообще позволил камерам себя засечь, в чём я очень сомневаюсь. О, он умён. Он чрезвычайно умён, этот солдат.

— Шерлок, ты… ты им восхищаешься? — Джон смотрел на детектива, не понимая, как ему реагировать. Шерлок говорил об убийце и убийстве так, как будто его это абсолютно не трогало. Как будто он решал шахматную задачу. Как будто он и сам не был человеком. Джону вдруг стало зябко.

— До восхищения пока далеко. Но он интересен. И у него есть стиль. Этого достаточно, чтобы дать хоть какую-то пищу для размышлений, — Шерлок повернул голову к Джону и улыбнулся. — Ты даже не представляешь себе, что такое скука.

Джон посмотрел в сияющие азартом глаза Шерлока — и кивнул, закусив губу. Шерлоку было бесполезно рассказывать о том, каково это — валяться в боксе, опутанному проводами, зная собственные диагнозы. Постоянно ощущать, как движется в плече ненавистное железо. Чувствовать жар и холод кожей ноги, зная, что там нет больше ни единой живой клетки, только набор металлических проводов, кремниевых плат и пластика, которые ему отныне придётся считать частью своего тела. Не иметь возможности оторвать это от себя. Понимать, что жизнь теперь наполовину зависит от механизма. И неслышно выть от бессилия, потому что выдать себя — значит потерять смысл жизни, лишиться возможности быть там, где он нужен. Где он среди своих.

Джон был уверен, что Шерлоку незнакомо понятие «тоска».

На место преступления, обнесённое по старинке полосатой лентой, Шерлока пропустили, не задавая лишних вопросов. Джон следовал за ним, не отставая, хотя это было сложно — детектив нёсся вперёд так, словно по его следу гнался десяток огнемётных дроидов-«жуков». Мотнув головой, Джон отогнал непрошеное сравнение.

— Псих прибыл. Повторяю, псих прибыл, — темнокожая миловидная женщина отняла руку от уха.

— А у вас с Андерсоном по-прежнему всё хорошо, он, кажется, даже выучил ещё одну позу, рад за тебя, — улыбке Шерлока в этот момент мог бы позавидовать череп из их гостиной.

Ненавидящий взгляд, брошенный девушкой, успел попасть только в спину Шерлока, потому что тот уже взбегал по каменным ступеням крохотного старинного особнячка. Джон задержался было, чтобы поглядеть на лепнину над входом, но вовремя сообразил, что без Шерлока его дальше не пропустят, поэтому вошёл в открытые двери библиотеки.
Лицо полицейского инспектора выглядело встревоженным и осунувшимся, особенно это было заметно на контрасте с горящими азартом глазами Шерлока.

— Джон! — нетерпеливый окрик заставил доктора ускорить шаг.

— Идёмте, — махнул рукой инспектор.

Как же его зовут — Лестрад, что ли? — у Джона была профессиональная память на лица, но вот с именами у него всегда было гораздо хуже. Долго размышлять над этим ему не пришлось, потому что на второй этаж он поднялся неожиданно для себя — то есть быстро. Он даже не успел осмыслить этот факт, потому что из дальней двери уже послышалась скороговорка Шерлока.

— Спасибо, что без Андерсона, хотя тут уже и затаптывать нечего. Убит сильнейшим электрическим разрядом. Схема та же, только в этот раз его не спугнули, и он успел дописать до конца. Данные с камер ничего не дали, личность убитого вам будет просто установить, если сверите его биометрию со списком участников ежегодного шахматного турнира. Он тоже натурал, так что придётся немножко поработать, пока будете искать совпадения, с электроники не считаете.

— Блестяще, — вполголоса сказал Джон, изучая представившуюся ему картину.

Она и впрямь не слишком отличалась от увиденной днём ранее. Человек, лежащий лицом на столе. Справа от головы — фигура, чёрный конь, и надпись Nd4xe2#. На этот раз перепутать её с чьим-то именем не представлялось возможным.

— Серия, это серия, господи, как я люблю серии! — Шерлок улыбался, как ребёнок, получивший рождественский подарок. — Вы можете расставить полицейских в каждом углу «Савоя», но он обойдёт вас. Мы не знаем, кто он, мы знаем только то, что это — бывший военный, способный обмануть любую систему наблюдения из тех, которыми вы располагаете. Он играет в шахматы, выигрывает и убивает проигравшего. Оригинальный кодекс чести. Вопрос только в том, как он может уговорить их на такую партию. Джон! — Джон вздрогнул, услышав собственное имя. — Если бы ты был шахматистом, кто не вызвал бы у тебя подозрений?

— Другой шахматист?

— Нет, должно быть что-то ещё… Он не мог зарегистрироваться на турнире, потому что для этого он должен обладать высоким рейтингом. Кто не вызывает подозрений у людей?

— Таксисты?

— Джон, когда ты в последний раз видел в лондонском такси живого водителя?

— На этой неделе, — буркнул Джон.

— Тебе повезло, — отмахнулся Шерлок.

— У тебя всё? — осведомился молчавший до тех пор инспектор. — Нам, в отличие от тебя, предстоит ещё куча работы. Я не могу приставить к каждому шахматисту констебля, а у нас бродит серийный убийца, которого мы не можем не то, что поймать — засечь. Шерлок, скажи мне, что делать. Потому что я не знаю.

Посеревшее лицо инспектора вдруг рассказало Джону о нём даже больше, чем он хотел. Наверняка полицейский уже сутки на ногах, практически не ел, судя по тому, как он облизывает губы, обезвожен, то есть держится исключительно на стимуляторах. И, судя по воодушевлённому виду Шерлока, конца этому не видать.

— Когда будет ещё один труп — сообщайте немедленно, — Шерлок не обратил внимания на то, как покачнулся инспектор после слова «когда». — Это не просто трупы, Лестрейд, это послание. Времени у него мало, турнир закончится через четыре дня. Ваша задача — не упускать из виду шахматистов. Его вам засечь не удастся, даже не пытайтесь. Он владеет искусством маскировки в совершенстве. Посмотрим, сможет ли он спрятаться от меня.

Опомнился Джон, когда пальто Шерлока хлестнуло его по ногам, сообщая, что его обладатель покидает место преступления.

О том, что продуктов в доме за время его отсутствия вряд ли прибавилось, Джон вспомнил уже в такси и тут же попытался донести эту мысль до Шерлока. Память подсунула ему заодно и картинку отрезанной головы, выглядевшей как плохая имитация детали картины «Саломея».

— Кажется, у нас в холодильнике нет продуктов, но есть отрезанная голова. Не хочешь поговорить об этом? Про скрипку мы договаривались, а про филиал морга в квартире — нет. Шерлок?

Его спутник смотрел прямо перед собой, сложив сомкнутые ладони под подбородком. Такой остановившийся взгляд не был чем-то из ряда вон выходящим, сотни людей, у которых хватало денег не на стандартные визоры, а на приборы следующего поколения — линзы — частенько замирали в транспорте, просматривая фильм или читая. Но их обычно выдавали лихорадочные движения невидящих зрачков. Шерлок же смотрел в одну точку, словно на переднем сиденье кэба было написано что-то, что ему необходимо было запомнить в мельчайших деталях. Но Джона сейчас не очень интересовали выкладки Шерлока. Безусловно, он был уникальным человеком, восхищающим Джона до глубины души, как восхищает совершенное произведение искусства, сильное и гибкое животное или бесконечная карта вселенной. Джон умел готовить, после Афганистана он вообще умел многое из того, что современному человеку не могло пригодиться не то что в жизни, а даже в качестве термина в словарном запасе, но карьера домохозяйки его не прельщала. А что-то подсказывало Джону, что именно эта карьера и маячит у него на горизонте. Но мысль о возвращении в общежитие вызывала сейчас у Джона чуть ли не физическое отвращение, и дело было даже не в серой безликой комнате. Дело было не в обстановке дома на Бейкер-стрит, хотя она нравилась Джону, и даже больше чем нравилась. Шерлок. Человек, не похожий на человека, но заставивший Джона почувствовать то, чего он не чувствовал с момента, когда очнулся в стерильном боксе — без ноги и без надежды на будущее. Джон ощущал, что рядом с ним соратник, который рассчитывает на него. Джон бы даже мог сказать «друг», но это было слишком для обозначения того, с кем ты знаком не больше двух суток.

За эти двое суток он пережил больше, чем за предыдущие пять месяцев, вместе взятых. Да, именно «пережил», Джон уже и забыл, когда он в последний раз называл своё существование этим словом.

Но для жизни требовалась еда, а вопрос с головой в холодильнике оставался открытым. И пусть вырывать Шерлока из его размышлений казалось Джону едва ли не святотатством, он решил совершить это преступление. И потряс Шерлока за плечо.

Прошло несколько секунд, прежде, чем Шерлок повернулся, с явным трудом фокусируя на нём взгляд потемневших глаз с огромными зрачками.

— Извини, что я тебя отрываю, но у нас в доме нет еды. Может, заедем в супермаркет?

— Еда? — медленно повторил Шерлок.

— Да, еда, это то, что люди едят, когда голодны.

— Я знаю, что такое еда, — и, уже громче, — изменение маршрута: Нортумберленд-стрит, «Анджело».

— Желаете изменить маршрут? — уточнил знакомый Джону неживой женский голос.

— Подтверждаю.

— Спасибо. Расчётное время прибытия — шесть минут тридцать секунд.

Из машины Шерлок выскочил первым, предоставив Джону копаться в карманах в поисках кошелька и карты. Однако и на этот раз доктору удалось выбраться на мостовую ещё до того, как механика закончила благодарственную тираду.

— Шерлок! — непривычно грузный, несовременно полный человек ринулся к ним с другого конца небольшого ресторана.

— Дай угадаю — его жену ты тоже отправил под инъекцию? — съязвил Джон.

— Нет, я просто доказал…

— Он доказал, что я невиновен в убийстве, — прогрохотал мужчина, пожимая Шерлоку руку.

— Я доказал, что ты в этот момент перекачивал данные из чужой базы, сидя в чужом кафе для конспирации, — хмыкнул Шерлок.

— Он прекрасный человек, — заключил мужчина и широким жестом описал полукруг, — любой столик для тебя и твоего бойфренда, даже если мне придётся выгонять из-за него гостей.

— Не стоит, Анджело, нас устроит любой столик.

— Я не его бойфренд.

Две реплики прозвучали одновременно, однако Анджело озорно подмигнул и быстрым шагом отошёл от столика, видимо, за меню. Джон занял стул в углу, из которого хорошо просматривалось всё помещение — старые привычки отмирали тяжело. И только тут он обратил внимание, что нигде не было видно автоматов.

— Шерлок, — осторожно начал Джон, прикидывая, какова вероятность того, что Шерлок затащил его в ресторан, где действительно готовят люди, и какова, соответственно, вероятность того, что остатков денег на его карте хватит, чтобы расплатиться за ужин.

— Ты угадал, у Анджело готовят люди, но насчёт денег можешь не волноваться — он всё равно не берёт их с меня. И с тебя тоже не возьмёт, поскольку ты со мной, — Шерлок посмотрел на лицо Джона, которое, видимо, было слишком удивлённым, и снисходительно пояснил, — ты осмотрел стены, не нашёл автоматов, и логично, что ты решил уточнить у меня, во что нам обойдётся ужин.

— Понятно, — сказал Джон просто потому, что надо было что-то сказать.

У столика возник Анджело. Он поставил на стол свечу, подмигнул Шерлоку:

— Немного романтики, — и положил перед каждым меню в кожаном переплёте.

Джон с интересом развернул менню, но Шерлок быстро вернул своё Анджело:

— Просто принеси для меня что-нибудь.

Стараясь скрыть сожаление, Джон протянул своё меню хозяину ресторана.

— Мне, тогда, пожалуйста, то же, что и ему.

Анджело расплылся в улыбке и исчез почти незаметно, что было удивительно для человека его комплекции.

— Кстати, Шерлок, у тебя есть девушка? — Джон постарался, чтобы его вопрос прозвучал как можно непринуждённее.

— Нет, это определённо не моя область, — рассеянно ответил Шерлок, глядя в окно.

— Бойфренд?

— И бойфренда тоже нет, — детектив повернулся к нему.

Джону стало неуютно, но вопрос надо было задать.

— Предпочитаешь андроидов? Это сейчас нормально.

— Андроиды! — Шерлок фыркнул. — Если ты считаешь, что меня могут привлекать андроиды, то ты совершенно не разобрался в моём психотипе.

— Я хирург, а не психолог. Вернее, был хирургом.

— По-моему, я достаточно чётко обозначил моё отношение к кибербионике. Джон, мне льстит твоё внимание, но я женат на своей работе. И больше мне ничего не требуется.

Остаток ужина прошёл в молчании — Шерлок к своей еде практически не притронулся, у Джона тоже пропал аппетит. Когда они засобирались, Анджело, заглянув в полную тарелку Шерлока, укоризненно покачал головой и, наклонившись к Джону, театрально прошептал ему на ухо:

— Почти ничего не ест. Вы уж проследили бы за ним.

— Я не… — начал было Джон, но, не договорив, посмотрел в добродушное лицо Анджело и кивнул, — я постараюсь.

— Вот и славно, — Анджело похлопал его по плечу и подмигнул.

***

— Так, — многозначительно произнёс Шерлок, когда они переступили порог их квартиры, — кажется, началась Третья мировая война. Или, быть может, в центре Лондона высадились пришельцы.

Джон непонимающе уставился на Шерлока, но тот, не пожелав прояснить ситуацию, пробежал вверх по лестнице, перепрыгивая через три ступеньки разом.

— Какой природный катаклизм призвал тебя на этот раз?

— Мамуля передавала тебе привет.

Конечно, слух мог ему изменить, но Джон готов был поклясться, что уже слышал сегодня этот голос.

— Мамуля могла бы просто позвонить. Что тебе нужно?

— Мамуля? — Джон ошалело переводил глаза с мужчины, который сегодня днём предлагал ему шпионить за Шерлоком, на объект несостоявшегося шпионажа.

— Мамуля, Джон, — раздражённо ответил Шерлок, — наша мать. Знакомься, мой брат Майкрофт.

— То есть это твой брат, — в последний раз Джон чувствовал себя так лет в шестнадцать, когда попытался склеить на улице девушку, при ближайшем рассмотрении оказавшуюся матерью его одноклассницы, недавно испытавшей на себе новомодную программу омоложения.

— Конечно, это мой брат.

— Твой брат, а не какой-нибудь мафиози?

— О, ты недалёк от истины.

— Помилуйте, я занимаю скромную должность в британском правительстве, — вставил Майкрофт, качнув зонтом — Джон обратил внимание, что он и сейчас сжимал его в руке.

— Он и есть британское правительство, — ехидно перебил Шерлок, — по крайней мере, когда не прикидывается секретной службой.

— Шерлок, давай оставим нашу детскую перепалку на потом.

Перевесив зонт на сгиб локтя, Майкрофт отвернул полу пальто и вытащил из внутреннего кармана пластиковую трубочку тёмно-синего цвета. Не отрывая взгляда от Шерлока, он сделал какое-то движение большим пальцем, и трубочка расправилась в плоский прямоугольник. Выражение лица Шерлока стало скептическим.

— О, бумага. Дорогой брат, ты прекрасно знаешь, что меня не интересуют ваши правительственные игры. Особенно те, которые вы доверяете только бумаге.

Майкрофт покачал папку на руке и приглашающе поднял ладонь чуть выше.

— Шерлок, брось всё, забудь на время свои пустяковые полицейские ребусы. Ты должен разрешить проблему, имеющую колоссальное международное значение.

— Майкрофт, тебе не идёт патетика.

— Ты даже не взглянул. Это не просто важное дело, Шерлок, и я прошу тебя…

— Просишь? Это что-то новенькое. Может, попросишь ещё раз, чтобы я проникся значимостью момента?

Джон, чей взгляд метался между братьями, заметил, что у Майкрофта побелели губы.

— Полиция справится с этим серийным убийцей без тебя. От дела, в котором я прошу твоей помощи, зависит слишком многое.

Шерлок шумно выдохнул, его ноздри затрепетали, он схватил с ладони брата папку и открыл первую страницу.

— Первая копия? Даже не знаю, дорогой брат, не то дела твои настолько плохи, не то ты хочешь меня в этом убедить.

— Первая и единственная копия, Шерлок. Эти бумаги существуют только в двух экземплярах.

Небрежным движением Шерлок бросил папку на стол позади себя, Майкрофт слегка вздрогнул, проследив за её полётом. Приобняв Майкрофта за плечо, Шерлок развернул его к двери.

— Не смею тебя больше задерживать, дорогой брат. Британия наверняка в опасности, и ей необходимо всё твоё внимание.

Майкрофт постоял несколько мгновений, губы его дрожали, словно он собирался что-то сказать, но потом он резко стукнул зонтом в пол и вышел из комнаты, даже не попрощавшись с уступившим ему дорогу Джоном.

Когда дверь за Майкрофтом закрылась, Шерлок выждал пару секунд и после этого развернулся к Джону. Глаза его сияли, на лице появилась широкая улыбка. Энтузиазм Шерлока даже немного напугал Джона. Детектив цапнул папку и повалился на диван, проглядывая её содержимое. Джон осторожно опустился в ближайшее к нему кресло и негромко кашлянул, пытаясь проверить степень погружённости Шерлока в дело. Шерлок тем временем бормотал себе под нос:

— Заложник, нет, три заложника, надо же, пропавшие чертежи очередной разработки, два взрыва, о, подготовка третьего, афганский след, Джон, тебе было бы интересно, если бы ты мог в этом разобраться.

Услышав в потоке речи своё имя, Джон удивлённо моргнул. Оказывается, Шерлок всё-таки не забыл о его присутствии в комнате.

— Шерлок, объясни, что здесь происходит?

— Скукотища! — Шерлок швырнул многострадальную папку на стол и сел на диване, взъерошивая волосы обеими руками.

— Это, по-твоему, скукотища? — поднял брови Джон.

— Скукотища — подсунутое Майкрофтом дело. Он легко мог бы разобраться в нём сам, ведь его способности к наблюдению и сопоставлению деталей выше моих.

— Неужели? — вырвалось у Джона.

— Недооценивать себя — такое же отклонение от истины, как и преувеличение своих способностей. Если я говорю, что Майкрофт обладает большей наблюдательностью, чем я, то так оно и есть. Просто он предпочитает сидеть в кресле и вершить судьбы мира, — последнюю фразу Шерлок произнёс с нескрываемым презрением.

— А вот теперь я займусь кое-чем по-настоящему интересным, — Шерлок вновь улыбнулся, и Джон удивился тому, что радостная улыбка детектива может вызывать у него чувство, близкое к страху. Но Шерлок жестом фокусника выудил из кармана халата уже знакомую Джону небольшую кожаную книжечку.

— Ты обокрал своего брата?

— Я собираюсь помочь ему в гораздо более важном деле, — ухмыльнулся Шерлок. — Осталось найти, в каком именно.

Не поднимая глаз от книжечки, Шерлок прошествовал к камину и запустил руку в висевшую на нём персидскую туфлю. Джон обратил на неё внимание и раньше, но туфля удивительным образом вписывалась в обстановку квартиры на Бейкер-стрит, на первый взгляд напоминавшей музей старинных вещей, беспорядочно собранных в одном месте. Но стоило пробыть в комнате некоторое время, как становилось понятно, что каждая из этих вещей, несмотря на кажущуюся неуместность, занимает предназначенное ей место. Это касалось и рогов неизвестного животного, на которых были закреплены лампы, и бюста какого-то мужчины, и картин на стенах, и даже черепа на каминной полке. Из туфли Шерлок извлёк сигарету, сунул её в рот и вновь вернулся на диван, ни разу не взглянув себе под ноги. Джон понял, что в ближайшее время общение с Шерлоком ему не грозит, и отправился в свою комнату.

***

Не знаю, о чём я мог бы написать, чтобы это устроило моего врача. О том, что истинная причина моего состояния устанавливается с первого взгляда? Или, может быть, о том, как один правительственный чиновник заявил, что моё лекарство — война?

Мне велели записывать всё, что со мной происходит. Не думаю, что сегодня смогу уложиться в пару строчек. Если признаться честно, мне кажется, что я попал в какой-то фильм, и ещё немного — я проснусь, а надо мной будет не лепнина, а ровный белый потолок общежития. Хорошо, если хоть потолок, а не прозрачный пластик бокса.

Отложив ручку, Джон перечитал написанное. Романист из него, конечно, так себе. Но мысль о том, что интересно было бы описать их с Шерлоком сегодняшние приключения, не давала покоя. Хотя приключение ещё не было завершено, не хватало последней главы, в которой он, возможно, понадобится Шерлоку. Джон провёл пальцами левой руки по гладкой бумаге, чуть приподнял ладонь. Она почти не дрожала. Джон хмыкнул, закрыл тетрадь, убрал её в ящик стола и растянулся на кровати.

Но стоило ему закрыть глаза, как дверь в комнату распахнулась и на пороге возникла фигура его соседа.

— Джон, я же говорил, что интересное дело найдётся. Майкрофт всё-таки научился составлять более-менее сложные коды, которые даже я не могу расшифровать сразу. Представь, у нашего правительства пропала дорогая игрушка…

— Шерлок, — Джон приподнялся на локтях, — я рад, что ты нашёл себе развлечение, но позволю себе напомнить, что людям нужно спать. Хотя бы иногда. Особенно после целого дня беготни.

— Сон — пустая трата времени, когда есть, чем заняться, — категорично отрезал Шерлок.

— Значит, я собираюсь впустую потратить несколько часов, что и тебе советую.

В контровом свете разглядеть выражение лица Шерлока было невозможно, но Джону почему-то казалось, что Шерлок похож сейчас на обиженного ребёнка, которого родители отсылают спать в разгар интересной игры. Правда, Джону на это было почти наплевать, потому что он действительно хотел спать. Отключился он как раз в тот момент, когда подумал, что забыл принять снотворное.

***

— Джон! Джон! Проснись!

Вскочить рывком, от которого моментально начинают плясать перед глазами золотистые и красные круги, зажмуриться, открыть глаза — и понять, что незнакомый человек, трясущий его за плечо, не одет в форму, и голубого комбинезона медбрата на нём тоже нет.

— Шерлок! Какого чёрта!

— Вставай, у нас ещё один труп. Поехали!

Коммуникатор Джона показал половину восьмого утра.

— Одевайся, у тебя пять минут, этого времени тебе хватит.

— Неужели? — съязвил Джон.

— Армейская норма, насколько я помню, составляет сорок пять секунд. У тебя в шесть с половиной раз больше, даже если учесть, что ты давно не практиковался.

— Армейская норма, Шерлок, это когда спят, не раздеваясь, — ответил Джон, спуская ноги с кровати.

Продолжение в комментариях

@темы: AU-ау и тёмный лес, Little Brother, the Holmes, фандомные игрища, дорогой Джон (с), Big Brother, fanfiction

---

Пра БИ-3, деанон, любовь, сирца и котятки

Закончился мой первый в жизни выход на серьёзную фандомно-игровую поляну под названием "Большая игра по Шерлоку Холмсу".

Команда чёрной пешки, дорогие Цепешки, я вас люблю. Вот именно за таким чудесным укуром и задушевными разговорами в командном чате про "Мизераблей", анатомию Тома Хиддлстона и особенности взаимоотношений Джораха Мормонта с окружающим миром я, в принципе, потащилась на эти галеры (с) Если бы не пришёл текст и не испортил всю каторгу, но об этом отдельно.



Если перечислять всех поимённо, то в первую очередь я должна признаться в тёплых чувствах  Stasy_. Во-первых, с её лёгкой руки я попала на БИ в принципе и в эту конкретную команду в частности. Во-вторых, именно она в основном выслушивала все мои завывания по поводу того, что сцена, текст и жизнь не удались. В-третьих, она вычитывала итоговый вариант текста, а тринадцать тысяч слов - "не подвиг, но что-то героическое в этом есть". Хотя в случае Насти это именно что подвиг, если принять во внимание, что она была практически единственной бетой команды. Вдумайтесь в это словосочетание - единственной бетой. Две с гаком недели выкладок она только и делала, что читала. В нескольких текстах, конечно, у нас были беты на подхвате, но львиную долю работы сделала именно она. Между прочим, с цитированием Розенталя в случаях неоднозначной пунктуации в комментариях.

То, что Настя ещё тащила на себе подсчёты и прочие мелочи оргработы, можно считать вишенкой на торте.

Второй человек, для описания моего отношения к которому у меня не хватает словарного запаса, это наш капитан  Curly_Sue. Организатор, пинатель, вдохновитель и прочая, и прочая.

Сью в соавторстве с Табуреткой написала очередной текст, который вышибает дух одной манерой изложения. Это "FREEDOOM". Вряд ли эта вещь для частого перечитывания, потому что после неё хочется напиться и закурить, и если ты не пьёшь и не куришь, то этого хочется ещё больше. Его надо распечатать и хранить на полке. Это - образчик того, за чем нужна БИ в принципе - чтоб появлялись вот такие тексты. Я не знаю, что говорить дальше, потому что этот текст в разы перерос свой объём по оставляемому впечатлению, послевкусию и создаваемому настроению.

личное

Сложно представить, что четыре месяца назад этот человек был просто моим любимым автором, о котором я говорила не иначе, чем с придыханием, а каких-то полтора месяца назад я, несмотряна сохранившееся придыхание, уже бессовестно вламывалась к нему в скайп, чтобы обсудить что-то жизненно важное - разве может быть что-то более важное, чем концовка текста? И заметьте, меня даже ни разу не послали. Хотя я заслуживала, честное слово. Сью фактически написала мне план концовки, потому что моя не годилась вообще никуда, перечитала этот чёртов текст два раза(!), пробетив по пути. И подкинула шикарный план для ещё одного фика, который я, проявив недюжинную силу воли, не стала дописывать к срокам, но который уже сделан примерно на треть.

И  Antitheos.

личное

Ещё один человек-космос, которому я без малого поклонялась, и который согласился поговорить со мной об идее для текста, приведя меня в состояние, близкое к религиозному экстазу - автор такого уровня снизошёл до меня, ничтожной. Сошёл и до шести утра курил со мной соционику. Накурил меня идеей, да так, что я до сих пор чихаю, трясу головой и пересматриваю выкладки. И не теряю надежды всё-таки воплотить это в жизнь.
А как мы обсуждали визитку! Пусть в итоге от этого обсуждения в визитке осталась одна фраза и формулировка для дисклеймера, но сам процесс и его итоги были незабываемы.

Текст от Ти, конечно. "Не запнитесь на Пороге". Привидения-трансвеститы, ирландские замки, медиумы, внезапный Шерлок, падающий в обморок Лестрейд - да вы, наверное, уже десять раз читали описание этого фика. Описывать бесполезно, надо брать, читать и ржать. И ещё ржать. И сочувствовать, потому что призраки исключительно трогательные, я хочу про них спин-офф.

 Sherlock и  wandarer - артеры наши. Кажется, все восторженные писки, которые я могла издать, я уже издала. Вот иллюстрация к "FREEDOOM", я её лишний раз открывать боюсь. Ну и "Джон "Три Континента" Уотсон" (осторожно, R, но зато какоооой, с ар-нуво и женщинами!) и страшноватое "В темноте" (тоже R и - внимание, новый жанр - "джен с предметами").

 Ural Lynx - чудная гамма, и моего текста тоже, за что уже надо носить на руках.

 logastr - вы ещё не читали "Мохнатого шмеля"? Почитайте. Здоровый смех обеспечен, но предупреждаю - наша экранизация "Собаки Баскервилей", боюсь, больше никогда не будет для вас прежней. А ещё Логастр дивно обозревала картинки и кидалась лично в меня красивыми артами с Визерисом, за что ей отдельное спасибо.

UPD
 Regis. Конечно же, Регис, переведшая "В западне", который мало кто оценил. И обсуждавшая Кроу и Мизераблей в чате. Я даже не знаю, что ценнее

 Nitocrisss. Перевод "Рыбьего корма", стёба высочайшего полёта, который я уже рекламировала, и автор "Что-то новое", который лично мне очень хорошо зашёл из-за своей сбалансированности и неожиданности. И человек, который читал фики и с которым их можно было обсуждать. Это отдельная радость. Потому что тут не было бартера

И остальные все, кого я по склерозу (см. ник) не упомянула, - благодарю от всей души за прекрасные часы, проведённые в компании равномерно укуренных одной маркой травы людей

Лично я в команде исполняла роль главного нытика и дружелюбного скайпопривидения. Нытика - потому что шла на игру, наивно полагая, что груз ответственности поможет мне выйти из штопора и написать один очень важный для меня текст, но - хозяйке на заметку - если крокодил не ловится, не растёт кокос и не связываются слова, то лучше сидеть в углу и пережидать грозу под светонепроницаемой тряпочкой. Скайпопривидения - поскольку в силу работы сижу в скайпе едва ли не круглосуточно, и пока хорошие люди занимались делом, я отвечала на любую, даже не относящуюся ко мне, реплику, поданную в эфир и флудила гифками и картинками. Понадобится привидение - обращайтесь
Я б ещё раз сходила, если меня возьмут, вот только в следующий раз - как минимум с наполовину дописанным и увиденным до конца текстом. И прогнанным неписцом.

А вот теперь, собственно, деанон.

Взлёт Икара - Sherlock BBC, киберпанк, детектив, PG-13.

про текст, грустное нытьё

Факир был пьян в стельку, поэтому фокус не удался. Получилось нечто, совершенно не стоящее вложенного в него объёма усилий, причём ладно бы только моих. В тексте есть неплохие моменты, в нём - дорогая лично мне концепция мира, потенциально глубокая, но не раскрытая по-человечески идея Джона-технофоба и неплохой, по моим меркам, Майкрофт. Однако сложилось так, что после "БИ-3" я - автор самого скучного и вторичного текста во всех выкладках. Текст, который я написала, был обречён с момента рождения, и я это знала.

Он был обречён, поскольку он был стотысячпервым пересказом "Этюда в розовых тонах", причём в некоторых местах - близко к тексту. Я люблю пересказы с перещёлкиванием деталей, но вот в основной своей массе читателей это раздражает. Он был обречён, потому что в нём не было слэша и вообще каких бы то ни было отношений, спасающих в глазах читателя слабоватый сюжет, - чистый, беспримесный джен. Он был обречён, потому что он был, чёрт побери, кейсом моего авторства. А мастерства, чтобы превратить эти недостатки в достоинства, у меня не было, особенно сейчас.

Когда я обнаружила себя в списке напротив слов "современный Холмс - кейс", я честно предупредила команду, что это нот май дивижн. Команда поверила. Я села писать текст, за которым, собственно, ввязалась в игру. Текст у меня не шёл, я расстраивалась, от этого текст не шёл ещё больше. А затем мне вдруг придумался сюжет, и в минуту душевной слабости я возомнила, что смогу написать это хорошо (на фоне того, что слова "хорошо" я к написанному собой не прикладывала уже минимум полгода, если не больше). Первая часть пошла на ура, но потом кейс забуксовал, за ним забуксовало действие, а я окончательно запаниковала. На помощь пришла Сью, придумавшая иной сюжетный поворот, но дальше я писала, как бы это сказать поточнее, наощупь. Собирала паззл из кусочков, которые нащупывала вслепую. Франкенштейн вышел гладенький, но ток через него пропустить не вышло. Хотя с литературной точки зрения это самый чистый из написанных мною текстов, факт.

Возможно, если бы текст полежал ещё месяц, возможно, я бы нашла в себе силы перекроить его ещё раз. Может быть, я даже это сделаю, если соберусь куда-то его выкладывать. Хотя вряд ли, улетел- так улетел

привет обзорам!

[L]Amnezyna[/L] <a href="http://amnezyna.diary.ru/p189167828.htm">признаётся</a> в любви Команде чёрной пешки и деанонится на БИ-3. 

@темы: фандомные игрища, fanfiction

---

совсем лытдыбр извините болит голова хочется поговорить

Кажется, я уже перешла на обезболивающие вместо вечернего чая. Через день так точно, а в особо удачные дни - даже по два раза. Ничего так, их сейчас даже с условно-апельсиновым вкусом выпускают. Правда, апельсиновый сок - единственный, который я не пью, но могло быть и гораздо хуже.

Кажется, я окончательно занырнула в бездну самоуничижения и сижу там где-то в районе дна. Видимо, жду, пока снизу постучат.

Кажется, я перемещаюсь всё ближе к левшам. По крайней мере, моя зачаточная амбидекстрия прогрессирует: с детства я только чашку и хлеб всегда левой рукой, да красилась левой рукой, а теперь я и ключ в дверь левой вставляю, а иногда и за ложку с вилкой ею же хватаюсь. Ну и ещё что-то по мелочи.

Мутирую я, что ли? И если да, то в кого? Судя по мигреням, у меня режутся не то рога, не то нимб. Скорее рога, причём левый - гораздо более длинный.

Это был лытдыбр, не обращайте внимания, здравый смысл вернётся к хозяйке через пару часов вместе с действием очередной дозы нимесильчика. Хотя кого я обманываю.

---

Откапываем старых стюардесс, вып. 3

Поскольку на тот фетиш я так больше ничего и не написала, то сброшу это сюда, для порядку. Итого в земле спокойно остались спать две стюардессы. Одну я точно не потащу, а вторую - если кому-то хочется мой первый текст с попыткой рейтинга, могу выложить под замок.

Исполнение по заявке Фетиши 06

текст заявки

Майкрофт/Антея. «Я лучше вас знаю ваше расписание на день, и лучше вас знаю, какой галстук вам подойдет». Спор с помощницей из-за того, что старшему Холмсу следует надеть «по особому случаю». Хотелось бы, чтобы Антея после долгих и жестоких препирательств смогла убедить босса в своей правоте. Фетиш: галстуки, мужские костюмы (тройки!)

Автор: Amnezyna
Персонажи: Майкрофт Холмс/Антея
Жанр: потуги на юмор
Рейтинг: G
Дисклеймер: сэр Артур Конан Дойл придумал, Моффат и Гэтисс развили идею, вот пусть им всё и достаётся. И отдуваются пусть тоже они.

600 слов

- Если позволите, сэр, - осторожно начала Антея.
- Не позволю, - отрезал Майкрофт Холмс, отточенным движением перебрасывая ленту галстука через руку, чтобы затянуть узел.

Антея уже давно была одной из тех немногих, кто был удостоен чести присутствовать при финальных аккордах облачения персонификации британского правительства. Если быть честным до конца, то она была единственной, кому это было разрешено официально. Шерлок обычно врывался без стука и спроса на правах брата, а матушка Холмс, если ей случалось нанести сыну визит в столь деликатный момент, ограничивалась лёгким движением руки, поправляя и без того идеально завязанный галстук или сложенный платок. Но что касается офиса, то в святая святых допускалась лишь личная ассистентка.

Девушка быстро скорчила недовольную гримаску и опустила глаза в коммуникатор.
- На шесть тридцать у вас назначен ужин с делегацией из Франции, - она вновь воззрилась на Холмса. - Сэр, и всё-таки я бы взяла на себя смелость...

- Не стоит, - голос Холмса возвысился на десятую часть тона.

- ... указать вам на то, что вы ошиблись платком, - невозмутимо закончила она.

Майкрофт развернулся на каблуках, оказавшись лицом к своей ассистентке.
- Я - что?
- Этот платок не сочетается с галстуком. При всём моём уважении, сэр, - Антея чуть наклонила голову, маскируя улыбку.

- Считаете, что у меня проблемы с цветовосприятием? - с ледяным спокойствием, от которого обычно теряли дар речи и связного мышления послы иностранных держав, поинтересовался Майкрофт.

- Я считаю, что у вас проблемы с освещением. При дневном свете хорошо заметен диссонанс, - Антея забавно покрутила головой из стороны в сторону, меняя угол зрения. - И не только с галстуком, но и с костюмом. Сэр, - добавила она после небольшой паузы.

- Может быть, мне ещё и костюм сменить? - Холмс подошёл к окну и скосил глаза на платок, узкой полосой виднеющийся в верхнем кармане пиджака.

- Если уж мы об этом заговорили, то для сегодняшнего вечера больше подошёл бы ваш твидовый костюм, поскольку вам предстоит продемонстрировать дружеский характер ужина, - Антея кротко улыбнулась. - К тому же, он очень вам идёт.

Майкрофт скривился, как будто Антея предложила ему переодеться для светского раута в спортивный костюм.
- Твид? На ужин? Дорогая, с вами всё в порядке?

- Насколько я помню, даже Её Величество...

- Мы не будем сейчас обсуждать вкус Её Величества, - с нажимом произнёс Майкрофт.

- Но Её Величество тоже сделала комплимент именно этому костюму.

Британское правительство закатило глаза.

- Разумеется, я не вправе настаивать. Но вы же сами обозначили эту встречу как "неформальную". Почему бы не подчеркнуть это?

- Вы прекрасно знаете, почему, - Холмс подошёл к шкафу и принялся придирчиво оглядывать висящие на вешалке галстуки.

- Если вы о том, что он... - Антея чуть замялась, - вас не стройнит, то я могу напомнить, что на прошлой неделе вы как раз сбросили три фунта и диетолог велел вам перейти на менее жёсткий вариант диеты. И с французами надо быть помягче.

- Ещё какие-нибудь аргументы будут? - Майкрофт посмотрел на Антею через плечо.

- Разве что... - Антея шагнула к своему шефу, приподнялась на цыпочках и легко коснулась губами его губ.

Майкрофт осторожно придержал девушку за талию.

- Дорогая, мы же договаривались. Здесь - субординация.

- Конечно, - Антея осторожно провела пальцами по щеке Майкрофта. - Один раз. Для меня.

Майкрофт с глубоким вздохом выпустил ассистентку из объятий.

- Хорошо, но только один раз.

- И только ради медового месяца, - улыбнулась Антея.

Майкрофт улыбнулся в ответ неожиданно широко, поцеловал свою уже две недели как законную жену, и начал расстёгивать пуговицы на светло-сером жилете.

привет обзорам

[L]Amnezyna[/L] <a href="http://amnezyna.diary.ru/p188725188.htm">выкладывает</a> очень старое и очень маленькое исполнение и по заявке с феста (Майкрофт/Антея, типаюмор, драббл, G)

@темы: кто-то говорил, что у меня есть чувство юмора, девушка на букву "А", the Holmes, Big Brother, fanfiction

---

Я просто оставлю это здесь. Безотносительно к чему-либо.

---

Horrible Histories

Начну издалека.
В ЖЖ-сообществе sherlock_series одно время была популярна шутка: "Ребята, вы тут аккуратнее разговаривайте, а то вдруг ОНИ нас сидят и мониторят с гугл-переводчиком подмышкой".

С понедельника начали показывать пятый сезон моей любимой детской передачи Horrible Histories, про которую я уже уши проела всем, кому можно, и кому нельзя тоже, за компанию. Там опять Лига Джентльменов изображает продюсеров, решающих, снимать или не снимать кино о том или ином историческом персонаже. Это всё присказка, не сказка, погодите.
Вчера мы с  vivalabeat икали, когда троица из Лиги (Марк Гэтисс, Рис Ширсмит и Стив Пембертон, вдруг кто не в курсе) общалась с Мэри Шелли о "Франкенштейне". История нашей нервной реакции (и нервного тика правого глаза у обеих) имеет давние корни и именуется "субтитры к History of Horror". А для меня Франкенштейн - отдельная тема. В общем, не успели мы поплакать друг у друга на плече, как команда HJorrible Histories ломанула нам под дых пародией на Саймона и Гарфанкеля.
Видите ли, у меня очень замкнутый и ограниченный плейлист, и меня довольно часто переклинивает на определённом наборе исполнителей, которых я или слушаю вперемешку, или меняю изредка. Вот Саймон и Гарфанкель - из последнего набора.

Enjoy

Сегодня я, уходя с работы, последней репликой бросила в рабочий чат "Скотланд! Фридом!". Народ меня не понял, я пообещала завтра показать ролик.
Сегодняшний Movie Pitch в Horrible Histories я смотрела в состоянии, близком к истерике. "Так, они ещё и скайп читают", - думала я, холодея.

Просто половинку выпуска я тоже на всякий случай сохраню

Не тот ролик я хотела показать завтра моей дорогой редакции, честное слово. А вот этот.

Скотланд! Фридом!

Но команда HH не успокоилась. Следующим номером, на добивание, мне дали песенку Чарлза Диккенса под The Smiths. Которые тоже не выселяются из моего плейлиста последний... ну, год.



Брысь из моего плейлиста, господа из Horrible Histories, по-хорошему прошу. Прочь из моей головы! И из моего скайпа заодно.

А про Влада Цепеша из того же выпуска, и Tsar Ivan the Terrible я даже упоминать не буду. И без них хорошо.
Завтра я уже смотреть боюсь, если честно.

@темы: есть ли жизнь в оффлайне?, Доктор, меня вылечат?

---

Немного утренних фэйспалмов.

Преамбула.

Журналистка скидывает в общий чат заг: "Лучшей защитой от мошенничества горожане считают затворничество".
Я говорю, что, мол, "затворничество" - это слегка переборчик. А дальше мы с коллегой шутим, что да, "аскетизм" и "анахоретство" - тоже в тему.
Через двадцать минут понимаю, что на сайте у нас висит новость "Лучшей защитой от мошенничества горожане считают аскетизм".

Второй журналист с утра сообщил, что "вандалы разбили 50 надгробий. Акт вандализма на кладбище произошёл после последнего звонка". Главред стёр пальцы об клавиатуру, пытаясь выяснить, когда на кладбище дают последний звонок.

И немножко о своём, о гиковском:

Е: В кинотеатре не размещена информация о возрастных ограничениях демонстрируемой продукции. какое суръёзное преступление
В: Теперь это пипец серьёзное преступление
В: О ужас, дети младше 12 лет могут увидеть "Стар Трек"!
Е: это же удар по неокрепшей психике
В: Ну, если родители растили их на старом сериале - то дааа))

@темы: есть ли жизнь в оффлайне?, без вина и домина

---

Пра БИ-3

Займусь любимым жанром - поговорю сама с собой. Внимание, дебют в рубрике "Я обсуждаю фики". Конкретнее - "Я обсуждаю фики с БИ-3". А то со мной про них никто не разговаривает.

Не могу сказать, что я прочла прямо абсолютно всё, что было выложено. Но из того, что я прочла, мне понравился крепенький кейсик "Бумеранг" (команда Белой королевы). Минус: убейте меня, я не поняла, зачем там был слэш. Для привлечения внимания? Тогда его было исчезающе мало, полтора намёка за весь текст. Если бы они были убраны, текст не потерял бы, а, как мне кажется, приобрёл бы читателей среди ценителей викторианского джена. Я не ценитель викторианства как такового, ибо слово канона для меня свято, но это - хороший текст.

Письмо из ада (команда Чёрного епископа) оставило впечатление. Даже два. Независимых друг от друга. Впечатление раз: о, хорошо, опять подняли труп старины Потрошителя, гальванизировали и пустили погулять. Неплохо пустили, как живой прямо, наступает в собственные канонические следы, нигде мимо не тыкается. Впечатление два: написано интересно, но что-то ниверю (слитно, в одно слово). Фик переводной, так что все вопросы можно переводить на язык Шекспира и адресовать куда-то за океан, а переводчик поработал отлично.

Восточная школа мисс Фатимы (команда Чёрного коня). Викторианство. Слэш (технически подразумевающийся). Но наплюйте на это. Технически там гет. И на это, в общем, тоже можно наплевать. В фике очень интересная форма подачи, так что если вас не смущает ПВП с привкусом ангста и безнадёги - вам туда. Приятное разнообразие в палитре, прикиньте, Холмс, не слэш и без Ирэн. Ну просто чудной зверь единорог. Правда, в местного Холмса я ниверю, но кого это интересует?

Что-то новое (команда Чёрной пешки). Вот там в комментах пишут, что ход такой уже был, и ваще. А я пострейхенбахи не читаю и очень люблю тексты с внезапными вывертами в конце. Поэтому мне понравилось, даже очень. А ещё он маленький, а малобуков на работе читать удобнее.

Рыбий корм (команда Чёрной пешки) - гы, извините, лол. Идите и читайте. ]Это такая забористая трава, что я хочу видеть тот забор, с которого её скурил автор. Тоже перевод, но ыыы.

За твоим плечом (команда Чёрного коня)- отличная мистическая ангстятинка, прикидывающаяся кейсом. Холмс там Ричевский, хотя Ричи там только в трактовке характеров разве что, за развесёлым балаганом - не сюда. В шапке стоит предупреждение,

спойлер

что это ретеллинг фильма "Пункт назначения". Фильм я не смотрела, так что мне было неожиданно.

Про мистику, так сильно мною любимую, писать не буду, потому что на БИ она мне не пошла настолько, насколько вообще может не пойти текст такого типа. Оцените - мне не пошла мистика, где Майкрофт - демон, ну? А это рекомендательный пост, а не антиреки.

И, наконец, текст, ради которого я влезла на эту рекомендательную галеру.

Тени Рима (команда Чёрного коня). Погодите, я сейчас сотру три строки букв "ыыы" и восклицательных знаков. Это хоррор. Это прекрасный, сюрный, пробирающий, страшнючий хоррор. Всё, как мы любим: тьма, мор, внезапные

спойлер

инопланетяне и вообще, такое ощущение, что я прочла

почти спойлер

сценарий к серии "Доктора Кто", написанный Марком Гэтиссом, который при этом забил на то, что пишет для детей. Очень атмосферно, просто очень. Да, шапка может вас напугать, но на деле всё воспринимается гораздо лучше, потому что в текст ныряешь и выныриваешь только к последней строке. Мням-мням, съешь ещё этих мягких французских трупов да выпей кровушки. И там не вампиры! Чёрт, я прокололась и всё-таки поставила восклицательный знак, так что теперь можно не стесняться.
Я хочу поговорить о нём! Много! Очень много!

И вообще хочу поговорить обо всех текстах, а то вдруг меня мимо чего-то стоящего пронесло?

привет обзорам!

A[L]mnezyna[/L] <a href="http://amnezyna.diary.ru/p188469883.htm">делится</a> впечатлениями о некоторых текстах с БИ

@темы: чужие сокровища, букварь, вторая и синяя, fanfiction