Однострочники по "Тварям"

[amnezyna]

Толком не деанонилась, но решила выложить гуртом всё то, что внезапно наваялось на однострочники по "Тварям". Аччивмент "Преврати любую флаффную заявку в тлен и бзсхднст" unlocked. Как показала практика, однострочники у меня замечательно пошли, хочу ещё. Но заявок толком нет. Это приглашение в комменты, если что. Расположила по мере собственной оценки - от того, что нравится меньше всего, к тому, что нравится больше всего.

О-25 Грейденс. Накормить Криденса. Без сквиков!

- Криденс, ты должен поесть.
Персиваль Грейвз набирает полную ложку жидкой каши и несёт её ко рту Криденса. Тот едва заметно качает головой, не размыкая губ.
- Не надо, мистер Грейвз. Я сам.
Грейвз скорее угадывает слова, чем разбирает еле слышный шелест. Криденс пытается поднять руку, чтобы взяться за ложку, но рука безвольно падает назад, на одеяло.
Ребёнок, напоминает себе Грейвз. Маленький больной ребёнок. Он не знает, что делать с детьми, но он точно знает, что этот ребёнок не должен умереть. Поэтому он вновь пытается приложить ложку к пересохшим губам. Рука Криденса неожиданно быстро взмывает вверх, и содержимое ложки проливается на белую простыню.
Никакой магии. Грейвз вытирает сероватое пятно салфеткой и смотрит на Криденса - внезапная вспышка словно высосала из него последние силы, и он снова впал в забытье. Грейвз смотрит на ложку, на миску с кашей, на бледный лоб с прилипшими тёмными прядями волос, и вспоминает, когда ему приходилось кормить кого-то вот так, немагически, потому что на магию не оставалось сил.
И он вспоминает. И понимает.
Это не ребёнок. Он слишком много пережил. Это боец, маленький боец, из тех, кто предпочтёт цепляться не за жизнь, а за собственное достоинство.
Вот только это его боец, единственное, что осталось от его жизни. Почти не сознавая, что делает, он берёт в руки прохладную ладонь - кости, нетуго обтянутые кожей, и то ли думает, то ли шепчет:
- Пожалуйста, мальчик, ты нужен мне.
Светлые скулы Криденса окрашивает розовым, ресницы вздрагивают, но глаза остаются закрытыми. Только чуть приоткрываются губы.
Грейвз улыбается.
Его маленький боец предпочёл жизнь.

О-54 Ньют дарит Криденсу странную зверушку.

Ньют не боится тварей, которые живут у него в чемодане или за его пределами. Если кого Ньют и боится – то людей, потому что тварей он понимает, а людей – почти никогда. Поэтому ему сейчас вдвойне, нет, втройне сложнее. А ещё ему страшно. Нет, не за себя, конечно, это чувство давно позабыто. За маленький укутанный в носовой платок меховой комочек, который он несёт в сложенных ладонях.
- Криденс! – зовёт Ньют. – Криденс, смотри, кого я тебе принёс!
Он упорно зовёт его Криденсом, несмотря ни на что.
- Криденс!
Комочек шевелится в его руках и съёживается ещё больше, в глазах-бусинках светится понимание и смертельный ужас.
- Тише, маленький, тише, - Ньют гладит крысёнка по шёрстке между ушами, думая, что успокаивает именно его. – Никто тебя не обидит. Правда, Криденс?
Знакомый холод ползёт вверх по ногам, старый шрам отзывается тупой болью. Чёрный конус тумана, почти прозрачный, но совершенно телесный, тянется к крысёнку, замершему в ладонях Ньюта.
Вокруг Ньюта закручивается смерч, призрачные пальцы оглаживают ладони Ньюта и спрятавшегося в них зверька. Ньют уже не чувствует рук и ног, тело болит так, как будто плоть срывают с костей. Смерч гудит, завывает, и вдруг Ньют распознаёт слово в неразборчивом гуле. Из последних сил он кричит:
- Да, да, Криденс, это Вискер! Вискер! Ты узнал его! Молодец, ты сможешь его погладить, давай же!
Последнее, что видит Ньют перед тем, как потерять сознание, - худую, почти прозрачную человеческую руку, прикасающуюся к шёрстке крысёнка Вискера.

О-44 Криденс впервые видит Грейвза (или Гриндевальда в образе Грейвза, на усмотрение пишущего, в зависимости от того, когда в его фаноне эти двое познакомились)

Обычно взгляд Криденса опущен вниз, на побитую брусчатку, на протёртые почти до дыр носки ботинок, которые до жуткой боли малы. Он протягивает листовки людям, зная, что никто их у него не возьмёт, а даже если и возьмёт, то выбросит через пару шагов, и мать, увидев разлетевшуюся по улице бумагу, вечером потребует его ремень. Он не смотрит в глаза прохожим, потому что боится. Но он научился определять характер человека по его обуви и полам одежды: вот аккуратные туфельки милой леди, которая может дать ему цент. Вот грубые боты работяги, который, скорее всего, обругает, хорошо ещё, если под рёбра не двинет. А вот…

Криденс забылся настолько что поднял взгляд, уперевшись им в галстук, прихваченный с обоих краёв золотыми скорпионами. А это значило, что человек остановился прямо перед ним и смотрит на него. На него самого, с его обтрёпанными рукавами, не по росту короткими брюками, дурацкой шляпой и дырявыми ботинками. Криденс почувствовал, что у него запылало лицо.
- Возьмите листовку, сэр.

Заученная фраза - единственное, что он смог вытолкнуть из вмиг пересохшего горла.

Прикосновение чужой ладони – кожи, не скрытой перчатками, как это неприлично, только и мелькнуло в голове, - обожгло так, что по телу пробежала судорожная дрожь. И он вздрогнул вновь, когда услышал голос:
- Юноша, вам стоит иногда смотреть людям в глаза.

Уже потом он заметил, что с правой ладони, которой коснулась чужая горячая рука, исчезли свежие рубцы от ремня.
Уже потом он узнал, каким именем поминать в молитве человека с золотыми скорпионами на вороте.
Уже потом он понял, что молиться ему поздно.


О-13 Грамандер. Тесей против их отношений. Без скамандерцеста, Тесей просто слишком заботливый старший брат.

часть 1 - Ньют

Ньют его ждал. Поэтому когда взъерошенный серебристый волк ворвался в окно, невесомо запрыгнул на стол и рыкнул в лицо Ньюту, он ответил сразу же:
- Передай Тесею, что я скоро буду.
Тесей, такой же взъерошенный, как и его патронус, ждал его на пороге дома. И так же, как и патронус, рыкнул:
- Ты не мог найти себе кого-нибудь другого?
- Например? – Ньют ощетинился - детские привычки всегда просыпались рядом со старшим братом.
- Кого-нибудь более спокойного и менее опасного? Он мой друг, но… Я видел, что он творил на войне. Я не хочу, чтобы тебе было больно, Ньюти.
Детское прозвище - как нежданная ласка вместо удара. Ньют распрямил плечи и взглянул брату в лицо.
- Ты не видел, что творил на войне я.
Нахмуренные брови Тесея поползли вверх. Ньют со своим ободранным чемоданом в руке, нелепый и независимый, смотрел на него, и в зелёных глазах брата вызов мешался с обречённостью.
И одному тебе больнее, Ньюти.
Тесей не сказал этого вслух. Он просто знал, в чьих глазах он уже видел такую же обречённость.

часть 2 - Грейвз

- Мне сегодня письмо от Тесея пришло, - рассеянно сказал Ньют, наливая чай.
Конечно, он наливал не чай, и опять перепутал чашки, Грейвз не глядя, взмахом руки поменял их местами.
- Что пишет?
Обычно Ньют редко рассказывал о вестях из дома. Значит, здесь что-то не так. В этом Грейвз был уверен ещё и потому, что тоже получил письмо от Тесея. И если начиналось оно сдержанно, то к концу Грейвзу казалось, что старый друг изменил своим привычкам и взялся за самопишущее перо, которое выплеснуло на бумагу все его мысли без купюр. В этом был весь Тесей – быстро вспыхивающий, медленно остывающий. Вот только раньше объектом вспышки на медноголовом солнце Грейвз никогда не бывал. И уж тем более никогда раньше он не выслушивал от Тесея отповедей, касающихся его семьи.
- Да так, - Ньют сел за стол и поставил перед Грейвзом его чашку.
Не признавал бытовой магии, как Грейвз ни пытался исподтишка его переучить. Скамандеры никогда не переучиваются, оба.
- Зовёт домой?
Ньют помешивал чай, глядя куда-то над плечом Грейвза.
- Как по-твоему, я опасен?
- Для меня, для себя или для окружающих? Ньют, - он осторожно накрыл ладонью бесцельно крутящие ложку пальцы, - что случилось?
- Я забыл, как это – жить среди людей, - всё так же в пространство сказал Ньют.
Грейвз подумал, что Тесей, кажется, забыл, как это – жить, не пытаясь перекроить мир по своей мерке. Впрочем, об этом Скамандеры всегда забывают, оба.
- Ничего. Я помогу тебе вспомнить.
Если вспомнит сам, конечно.
А если нет, то им обоим поможет Тесей, который вдруг вспомнил, как это – жить, когда тебе есть за кого волноваться.

часть 3 - Тесей

Тесей смотрел на разгорающийся после вспышки летучего пороха огонь, в котором исчез младший брат. Подумал и скормил тем же языкам пламени обрывки бумаги: черновик письма Персивалю.

Ньют никогда не умел разбираться в людях, поэтому Тесей с детства делал это за него. С ними тебе стоит дружить, Ньют. С ними – не стоит. Это дурная компания. Это – нормальная. Сам Тесей всегда был в дурной компании, с собой он бы ему дружить не позволил. Так и получилось, и, кажется, в какой-то момент перестал следить за тем, кого выбирает себе в друзья Ньют.

Он не мог рассказать Ньюту всего, что знал и помнил о Персивале (нет, всё-таки Перси) Грейвзе. Не мог рассказать о десятках женщин, перебывавших в его постели. О дружеских попойках, на которых один не отставал от другого. И тем более, об утре после одной из них, когда оба проснулись с засосами. Грейвз тогда приподнял тёмные брови и хмыкнул: «Весёлая была ночка, а?». Больше они об этом не вспоминали. То есть не вспоминал Грейвз, для которого это и впрямь была просто ещё одна весёлая ночка. Не то чтобы она что-то между ними изменила, но сейчас, когда Тесей узнал про них с Ньютом, это воспоминание – похабная ухмылка и смеющиеся глаза под густыми бровями, - постоянно стояло перед глазами.

Тесей пытался вспомнить, какой сейчас взгляд у Перси (нет, теперь уже Персиваля) Грейвза. Осталось ли в нём что-то от того шального парня. Но вспомнить не получалось.

Может быть, Тесею уже поздно выбирать компанию для брата. Но он никогда не простит себе, если его молчание будет стоить Ньюту потери очередной толики доверия к людям.