Этот текст мне нравится чуть больше предыдущего, особенно если из него выкинуть середину. Начало и особенно эпилог, ради которого всё, как выяснилось, и писалось. А теперь кто-нибудь, выбейте у меня из головы эту AU-шку, я ещё не потеряла надежды дописать хоть что-то в типасерьёзный фик! А художник же дальше рисует! Уже и третий арт готов!
И да, с названиями у меня традиционно даже больший караул, чем с текстами.
Название: Разделённый цвет
Канон: Fantastic Beasts and where to find them
Персонажи: Персиваль Грейвз / Криденс, Ньют Скамандер
Жанр: флафф
Размер: мини ~3100 слов
Предупреждение: Tattoo-AU
Примечание: 1.
2. написано по арту от Klodwig
Стартовый однострочник"Ньют Скамандер выглядел как человек, в чьи руки попал целый чемодан переводных картинок. На его руках было ВСЕ: звездочки, листочки, какие-то флажки, перья и прочие мелочи, едва ли не каждая руки другого мастера, веточку черники у локтя бил сам Грейвз. Впрочем, самоирония у Ньюта тоже имелась - рядом с черникой под пленкой блестела заживляющей мазью свежая татуировка с развеселым бутербродом.
- О, какие люди! - улыбнулся Ньют и резко изменился в лице, заметил рисунок в руках у Персиваля. - Мне кажется или... не, ты шутишь, мужик, ты шутишь, я был свято уверен, что не доживу до этого дня!"
читать дальше
Ньют Скамандер слыл странным даже по меркам странного неформального сообщества Нью-Йорка, а это почётное звание надо было заслужить. Но несмотря ни на что, Саламандру любили, и очередь к нему подчас выстраивалась нешуточная. При этом практически любой, кто шёл к нему за очередной тату, знал, чем рискует. Да, у Ньюта была очень лёгкая рука, он словно не бил иглой, а рисовал кистями по коже. Да, он потрясающе работал с цветом. Но Ньюта, как бы это сказать, заносило. Иногда он начинал бить один рисунок, а в процессе его могло накрыть вдохновение, и потом клиент рассматривал получившееся с огромным удивлением.Но недовольных не было. Каждый словно уносил с собой частичку самого Ньюта Скамандера, Ньюта-Саламандры, человека с живым огнём в волосах, в глазах и в душе.
Сам Ньют выглядел как школьник, в чьи руки попало сокровище в виде чемодана переводных картинок. Ньют считал, что каждый из тех, кто ему дорог - или кто в принципе попался ему на жизненном пути, - должен оставить на нём память о себе. Поэтому его рукава выглядели как тетрадь первоклассника. На них было всё: звёздочки, листочки, какие-то флажки, перья. Веточку черники у локтя бил сам Грейвз, который не сумел отмахнуться от нахального рыжего приятеля вовремя и предупредил, что набьёт ему первое, что придёт в голову. Почему это оказалась именно черника - Аврор, хоть убей, не объяснил бы. Впрочем, Ньют был совершенно счастлив. Впрочем, совершенное счастье было обычным агрегатным состоянием Ньюта, и вышибить его из этого состояния, равно как и стереть с его лица широчайшую улыбку, граничащую с безумием Чеширского кота, было так же невозможно, как погасить солнце.
Поэтому Грейвз не удивился, когда с порога его окатило искрящейся радостью: Ньют встречал так любого, старого ли знакомого или же человека, впервые вошедшего в его студию. Студия была под стать самому Ньюту. Оказаться в ней было словно попасть внутрь вихрастой головы или очутиться в центре одного из ньютовых рукавов: все цвета радуги на стенах, эскизы, прицепленные кое-как в хаотичном порядке, соединены поверх бумаги - и через стену - мотивами, превращающими их в единое непрерывное полотно. Грейвз не раз ловил себя на том, что немного завидует способности Ньюта соединить несоединяемое, причём делать это так, словно это и было изначальным замыслом.
- Ох, кого к нам занесло! Какие люди!
Персиваль вынул из кармана листок. Ньют изменился в лице - вечная улыбка никуда не делась, но глаза округлились под поползшими наверх бровями.
- Мне кажется или... не, ты шутишь, мужик, ты шутишь, я был свято уверен, что не доживу до этого дня!
- Я тоже, - беззлобно хмыкнул Грейвз.
Ньют шагнул к Грейвзу, одновременно протягивая длинную руку, с которой Грейвзу подмигнули чьи-то глаза. Аврор вложил лист в ладонь, не разворачивая, Ньют вцепился в него, как ребёнок - в долгожданную игрушку. Грейвз подумал, что Ньют легко мог порвать эскиз от нетерпения, а второй раз он бы рисовать не стал. Этот-то получился почти случайно, из полубессознательных почеркушек, которые он машинально рисовал во время разговора по телефону. Когда Грейвз вдруг понял, что у него вышло, он бросил трубку, едва не забыв попрощаться, и быстро вписал в середину получившегося орнамента слово. А потом быстро поднялся, убрал эскиз в карман и вышел из студии, перевернув табличку на двери.
Тем временем брови Ньюта вновь пришли в движение, и он перевёл взгляд на Грейвза, уже успевшего по-хозяйски устроиться в одном из ньютовских разномастных кресел.
- “Вера”? Аврор, ты что, в религию ударился? “Скромность” и “целомудрие” добавить не хочешь?
Грейвз показал Ньюту средний палец и, в свою очередь, улыбнулся:
- Ну что?
- Чувак…
Ньют потёр лоб тыльной стороной ладони, оставив на коже разноцветную полосу. Грейвз наблюдал редчайшее явление: Саламандра растерянный.
- Оно… твоё. Очень твоё. Даже слишком. Я же не ты.
- Поэтому я к тебе и пришёл, Тритончик.
Давным-давно, в прошлой жизни, в студию Грейвза заглянул встрёпанный парень, с порога заявивший: “Я хочу у вас учиться”. Обычно Грейвз таких с порога же и разворачивал, но этому вдруг захотелось кивнуть. “Я Ньют”, - заявил парень. “Ящерица, что ли?” - рассеянно уточнил Грейвз. Это уже потом, после десятков фантастических узоров, Ньют стал для всех Саламандрой. Для Грейвза он навсегда остался Тритончиком.
Сейчас Тритончик смотрел на него с выражением крайней задумчивости на физиономии - ещё одно редчайшее явление, лицезрения которого удостоился лишь Персиваль Грейвз. Но как все земные чудеса, длилось это недолго, на лице Ньюта вновь засияла озорная улыбка.
- Лады, Аврор. Только с тебя тогда одна из твоих фантастических тварей.
Чего-то подобного Грейвз и ожидал.
- На тебе свободное место-то ещё осталось?
- Для тебя берёг! - гордо ответил Ньют и потянул себя за футболку, видно, чтоб продемонстрировать сбережённое место, но на полпути передумал и вновь впился глазами в эскиз. - Слушай, Аврор… Меня ж может… Ну, ты знаешь…
- Знаю. Ещё раз, Тритончик, я пришёл к тебе. В том числе и за твоим “тебя ж может”.
Ньют вдруг быстро привстал на одно колено и прикоснулся лбом к лежащей на подлокотнике ладони Грейвза.
- Благослови, сенсей.
Свободной рукой Грейвз потрепал и без того взъерошенные волосы.
- Благословляю, юный падаван.
Ньют распрямился, в очередной раз разгладил многострадальный эскиз и начал разглядывать его, наклоняя голову то вправо, то влево. Наконец он хлопнул себя по коленке и сказал:
- Хорошо, сенсей. Я готов. Где?
- Дверь закрой, - бросил Грейвз.
Ньют понёсся запирать дверь, а Грейвз стянул рубашку и аккуратно положил её на соседнее кресло. Вернувшийся Ньют вытянулся перед ним по струнке, и Грейвз похлопал ладонью по левому бицепсу.
- Эх, сенсе-ей, - протянул Ньют. - А как же твои шикарные вампусы?
Грейвз лукаво улыбнулся.
- А вот теперь уже не мне тебя учить, Тритончик.
Ньют был единственным, кто знал имена всех тварей, вышедших из-под карандаша Грейвза. Грейвз думал, что Ньют даже знал их лучше, чем он сам, их создатель. У них даже была игра: Грейвз набрасывал контуры фантастического создания и задавал вопрос, например, “Где живёт птица-гром?”. И Ньют, ни секунды не задумываясь, рисовал, будто знал привычки и повадки птицы-грома назубок.
Вот и сейчас склонившийся к плечу Грейвза Ньют был очень похож на себя в такие моменты. Наверное, размышлял, как лучше всего изобразить местообиталище вампуса, спускавшегося по левой руке Аврора. Машинка зажужжала, и Грейзв закрыл глаза.
Для мастера-татуировщика Грейвз был потрясающе чист. В том смысле, что на нём было всего четыре тату, три из которых он выставлял на всеобщее обозрение, а одну прятал там, где увидеть её не мог никто - на черепе, под копной волос. Он лежал и думал о том, как неожиданно он принял решение о новой тату - обычно он ничего не делал наспех, но сегодня это было как озарение. Он попробовал представить себе лицо Криденса, когда тот обнаружит уже законченную тату, и понял, что не может предсказать его реакцию. Пожалуй, это и завораживало его в Криденсе. Каждый раз, когда он думал, что уже понял этого диковатого и нелюдимого юношу, тот удивлял его.
Грейвз не планировал влюбляться в Криденса. Если на то уж пошло, он вообще не планировал заводить отношения, хотя желающих было хоть отбавляй. Грейвз не был душой компании, как Ньют, но мрачноватый ореол, окружавший Аврора, притягивал к нему людей. К нему шли за серьёзным советом, за уроком, за решением проблемы. Все знали, что Аврор может уладить вопросы с нагрянувшей проверкой, помочь перебить неудачную тату, успокоить распсиховавшегося клиента или, ещё хуже, родственника клиента. Почти во всех случаях достаточно было одного присутствия Грейвза, чтобы ситуация начала улаживаться будто сама собой.
Грейвз это своё качество любил и ненавидел одновременно. Глаз на его груди с окружавшей его надписью “Всегда оставайся бдителен” был данью именно этой способности, напоминавшей и об отце, и о бунте против него.
Многие из тех, кто был Грейвзу обязан, считали, что должны как-то его отблагодарить, но дальше предложения постельных утех у большинства фантазия не заходила. Грейвз окорачивал их парой фраз. Кто-то пытался играть в недотрогу, надеясь увлечь мастера, но и их усилия пропадали даром.
С Криденсом всё было иначе. Он не притворялся недотрогой, он просто не умел притворяться. Он много чего не умел из того, что должен уметь восемнадцатилетний парень. Грейвза не оставляло ощущение, что он - первый в жизни Криденса, кто просто дотрагивается до него. И поэтому, когда Криденс на последнем сеансе поцеловал его, Грейвз ответил скорее от неожиданности. Он-то был уверен, что этот парень даже за руку никого взять не решится. Но в тот момент они оба были словно в трансе, от которого Грейвз очнулся только проводив Криденса, а Криденс, кажется, не очнулся до сих пор.
Грейвз пытался понять, зачем ему этот израненный душевно мальчишка, но вопросы растворились в воздухе, когда Криденс вошёл в его студию впервые после того памятного сеанса. Он был таким жалким, нелепым и трогательным одновременно, что выгнать его не поднялась рука. А ещё он светился. Грейвз всегда считал, что это метафора, но он ощущал исходящий от Криденса свет почти физически. Этот несуразный парень смотрел на Грейвза так, что у Грейвза заканчивались слова. Это было не желание секса, не подобострастное благоговение, а восхищение и искренняя детская радость.
Разумеется, Грейвз разрешил ему прийти ещё раз. И ещё раз.
А потом Грейвз заглянул через плечо Криденсу, скорчившемуся на стуле и что-то увлечённо черкавшему на листе, и осознал, что Криденс - художник. С большой буквы. Из тех, кому не нужны ни академические знания, ни посвящения в технику. Он умел то, чему учились десятками лет, и не могли научиться - он ухватывал суть мгновения. Грейвз, в меру собственных сил и способностей, пытался объяснить Криденсу азы, но натыкался на удивительное: Криденс был способен нарисовать полную народа площадь, почёсывающую за ухом собаку, Бруклинский мост. Но срисовать лежащее перед ним яблоко, как учат в художественной школе, было для него задачей непосильной, хотя он старался, сидя в отведённом ему уголке студии , он очень старался.
Наверное, в таланте Криденса и заключалось зерно той мистической силы, тянувшей к нему Грейвза. А ещё - поразительное сочетание жизненного опыта и наивности, замкнутости для всего мира и открытости для Грейвза, внутренней тьмы и того самого поразившего Грейвза света. Криденс был сочетанием несочетаемого, и это несочетаемое смотрело на Грейвза так, что у того теплело в груди, за вытатуированным оком.
Криденс не рассказывал ни о детстве, ни о своём прошлом. Грейвз не спрашивал, прошлое Криденса лежало перед ним, как на ладони, пока он бил поверх него вампуса. И не надо было быть прорицателем, чтобы понять, чем было заполнено это прошлое. Достаточно было видеть, как он вздрагивает от резкого движения рядом, как горбится его спина, стоит кому-то повысить голос, как прорезают лоб страдальческие морщины, которые Грейвзу хотелось стереть, как стирают неудачную линию, потому что им не место на лице восемнадцатилетнего парня.
А потом Грейвз поймал себя на том, что оглядывается на угол, где обычно сидел Криденс, и в его отсутствие.
- Половина готова, сенсей.
Грейвз очнулся от дремы. Ньют рядом с ним потягивался, как выспавшийся кот, и разминал затёкшие плечи.
- Половина? Не то ты поднатаскался в скорости за последнее время, не то ты набил мне что-то непотребное.
- Обидеть художника может каждый, - скорчил рожицу Ньют.
Грейвз покосился на левое плечо и окончательно убедился в том, что пришёл к нужному человеку. То, что начиналось, как цветы, превращалось в орнамент с острыми углами, перекликающийся с оком на его груди. Внизу - дикие джунгли, наверху - режущие кромки, а где-то в середине в это вплетались буквы. Это был его и не его эскиз одновременно, Ньюту удалось сплавить воедино несочетаемое.
Телефон в кармане завибрировал. В двух словах Грейвз объяснил Криденсу, как добраться до ньютовской студии, которая была в двух шагах от грейвзовской “Авроры”, и через несколько минут Грейвз поймал Криденса у дверей. С Ньютом он уже попрощался, но зря он думал, что сможет ускользнуть от острого глаза любопытного бывшего ученика незамеченным.
- Сенсей, а познакомить?
- Ньют, это Криденс, Криденс, это Ньют. А теперь прости, но нам пора.
Довольное фырканье Ньюта было слишком громким, чтобы Грейвз не обернулся. Ньют стоял в дверях студии и демонстрировал Грейвзу сердечко из сложенных пальцев. Грейвз поднял было руку, но, передумав, просто отсалютовал Ньюту двумя пальцами и подмигнул.
После второго сеанса Грейвз оглядел вышедшее из-под иглы Ньюта, и последние сомнения отпали. Если до этого он ещё размышлял, не поторопился ли он, то теперь он видел, что эта тату стала такой же частью его, как и хищники на руках и око на груди. Что же до букв… Может, это и отдавало розовыми сердечками и дурацкой мелодрамой, но они чем-то успокаивали Грейвза. А ещё ему совершенно по-детски не терпелось посмотреть лицо Криденса, когда он увидит тату у него на плече.
Грейвз взглянул на приплясывающего от нетерпения Ньюта, и свёл брови к переносице. Поддразнивать Саламандру было очень весело, тем более, что он всё равно не обижался. Но сегодня он даже улыбаться перестал.
- Ты крут, Тритон, - серьёзно сказал Грейвз.
- А теперь поставь меня на место, - ещё серьёзнее попытался сказать он, пока Ньют таскал его по студии, подхватив за талию.
Попытка позорно провалилась, и они ржали на два голоса, потому что ньютовой эйфории хватало на двоих.
- Аврор, расскажешь, как прошло?
- Что прошло?
- Ну, демонстрация?
- А тебе не кажется, что это уже немного не твоё дело?
Ньют неопределённо пожал плечами. При всей своей взбалмошности и бескостности языка, чужие секреты Ньют хранил гораздо лучше, чем свои. С ним Грейвз мог быть уверен в том, что о его тату никто не узнает, пока он сам не решит её показать.
- Ладно. Когда придёшь ко мне свою фантастическую тварь бить.
Лицо Ньюта засияло, как у ребёнка, увидевшего Санту.
- Когда? Когда-когда-когда?
- Через неделю-полторы, как моя заживёт. А то ж так и не узнаешь, как прошла демонстрация.
Через полторы недели Грейвз удержал за руку Криденса, который собирался попрощаться с ним как обычно, на перекрёстке, на котором они расставались, расходясь по домам. Криденс посмотрел на ладонь Грейвза, обхватившую его ладонь, со смесью недоумения и испуга во взгляде.
- Может, наконец, зайдёшь ко мне?
- А можно?
Вопрос был таким естественным и ненаигранным, что Грейвзу даже не пришло в голову засмеяться.
- Конечно. Если хочешь.
- Хочу, - очень серьёзно ответил Криденс и кивнул в знак подтверждения серьёзности своего заявления.
Грейвз жил в небольшой квартире-студии, очень напоминавшей по интерьеру “Аврору” за минусом лежанки и готовой к работе машинки. Крохотная кухня, шкаф, пара полок, широкий подоконник, заменявший собой и диван, и обеденный стол, и три сложенных друг на друга матраса, накрытых простынями, вместо кровати.
- Добро пожаловать, - сказал Грейвз, распахивая дверь перед Криденсом.
Тот робко остановился у порога. Грейвзу пришлось обнимать его за плечо - он уже понял, что так Криденс чувствует себя уютнее всего, - и почти силой втаскивать в квартиру.
- Располагайся. Чай, кофе, может, пиво или что-нибудь ещё?
Криденс помотал головой.
- Значит, будет кофе, - заключил Грейвз и пошёл включать кофемашину.
Когда он обернулся, Криденс так и стоял посреди комнаты, где он его оставил, и озирался, как человек, попавший в музей. Комната Грейвза не была завешана эскизами, как его студия, однако Криденсу хватило и той пары набросков, что были прицеплены к стене у изголовья кровати. Он так и застыл, наклонив голову набок.
- Куда сядем? На подоконник или на кровать? У меня тут гости почти не бывают, поэтому отдельных стульев не держу.
Грейвз балансировал двумя чашками с кофе, но Криденс не отзывался. Ему даже пришлось поставить чашки на стол, сделать несколько шагов и обнять Криденса со спины.
И тут Криденс задрожал. Грейвз судорожно развернул его к себе лицом, Криденс смотрел на него во все глаза, и только его тело продолжала сотрясать крупная дрожь.
- Что с тобой? - спросил Грейвз.
Вместо ответа Криденс вдруг боднул его лбом в плечо и крепко обнял, так, что едва не хрустнули рёбра. Грейвз гладил Криденса по спине, по голове, всюду, куда дотягивались руки, но тот всё не отрывался от его плеча и не ослаблял хватку.
- Всё хорошо, - шептал Грейвз, - всё хорошо. Тихо, тихо.
Он осторожно опустился на кровать, всё так же поглаживая Криденса по спине. Тот поднял голову через несколько долгих мгновений, глаза блестели, по щекам сбегали мокрые дорожки. Криденс попытался отстраниться от Грейвза, но на этот раз он его не отпустил. Грейвз медленно погладил Криденса по щеке, стирая большим пальцем слёзы, а потом наклонился и осторожно коснулся его губ своими.
Грейвз не знал, сколько они просидели, обнявшись, пока Криденс робко гладил его запястье большим пальцем, но вдруг он тем самым шестым чувством понял, что сейчас то самое время. Он аккуратно отстранился от Криденса и сказал:
- Я хочу тебе кое-что показать.
Криденс широко распахнул тёмно-карие глаза, наблюдая за тем, как Грейвз расстёгивает рубашку. Скулы Криденса запылали багровым румянцем, брови сошлись над округлившимися глазами, и Грейвз вдруг понял, что сейчас творится в голове у Криденса. Он быстро сорвал рубашку с руки и повернулся к Криденсу левым плечом.
- Вот, - произнёс он, чувствуя, как бешено колотится сердце.
Криденс разомкнул губы, словно пытаясь что-то сказать, и поднял руку, но тут же отдёрнул её и вскинул взгляд на Грейвза, словно прося разрешения. Тот кивнул, и Криденс невесомо коснулся цветов, спускавшихся к лапе вампуса, провёл линию вдоль листьев до острых зубцов наверху. А потом он разобрал буквы, и его губы разомкнулись вновь. “Я?” - беззвучно спросил он. “Ты”, - так же беззвучно ответил Грейвз.
Пальцы Криденса потянулись к вороту рубашки, запутались в пуговицах, но он не смотрел на свои руки, его взгляд метался от татуировки к лицу Грейвза и назад. Наконец он справился с застёжками, отбросил рубашку и прильнул к Грейвзу, обхватив его вокруг рёбер, как несколько минут - или часов, Грейвз не мог определить, - назад. Криденс неловко повернул голову, глядя на собственное плечо, кивнул сам себе, и выдохнул куда-то в сердце Грейвзу: “Так правильно”. И прижался щекой к оку на его груди.
Вампус с плеча Криденса тянулся лапой к цветам на плече Грейвза, татуировки сплетались, продолжали друг друга, словно у них теперь была одна кожа на двоих.
- Так правильно, - улыбнулся Грейвз в макушку Криденсу и обнял его покрепче.
***
На следующий день в “Аврору” влетел оранжевый вихрь, с порога завопивший:
- Я хочу хлеба и зрелищ!
- Сэндвич сам знаешь где взять, а за зрелищами дуй на юг, Бродвей там.
- Ты зануднее энциклопедии, Аврор, - Ньют плюхнулся на стул и закинул ноги на соседний. - А я пришёл за обещанным.
- Тогда показывай, какое место ты для меня оставил.
Ньют с готовностью развернул левую руку тыльной стороной вверх. Грейвз с удивлением понял, что левая рука у Ньюта действительно была практически пустой - только пара звёздочек на неровно размытом зелёном фоне у самой кисти.
- Отлично, - улыбнулся Грейвз. - Но ты же понимаешь, что ни драконов, ни мантикор, ни химер у тебя не будет?
- Понимаю, признаю, отказываюсь от претензий и принимаю всё, что дарует мне твоя рука, о сенсей! - Ньют вскочил со стула и дурашливо поклонился, едва не подметя чёлкой пол.
В течение последующих двух часов Ньют старательно разглядывал стены студии, словно видел их впервые, болтал без умолку, совершенно не требуя ответа, но на руку, над которой склонился Грейвз, не смотрел. Только после того, как Грейвз выключил машинку и распрямился, горящие зелёные глаза впились в изображение.
- Ух, - шёпотом сказал Ньют, и это было единственное произнесённое им слово.
Он согнул руку в локте, упёрся подбородком в запястье и оказался нос к носу с существом, смотревшим с его предплечья чёрными бусинками глаз.
- Знакомься, Ньют, - улыбнулся Грейвз. - Это нюхль.